Вдребезги. Кэтлин Глазго

здорово, мир становится похож на сахарную вату на лучшей и самой красочной городской ярмарке в мире, только кровавый и полон заразы. Но самое печальное то, что однажды начав наносить себе вред, вы уже не воспринимаете себя никем, кроме гадкого уродца, потому что теперь все ваше тело – это поле битвы, покрытое рубцами и ожогами. Девушкам такое не к лицу, никто не полюбит вас такими, и потому все мы, каждая из нас попала в беду, внутри и снаружи. Постирать, прополоскать, и все по новой.

      Я старалась следовать правилам. Старалась находиться там, где мне необходимо быть в назначенный час. Сидеть, изображая паиньку, даже если я все время молчала, потому что казалось, что в горле полно гвоздей. Я следовала правилам, потому что если бы я их нарушила, рисковала оказаться НА УЛИЦЕ.

      Когда доктор Дули сказал мне, что двое парней подкинули рюкзак? Эти парни, полагаю, раз или два спасли меня. И когда он сказал, что они просили передать, что очень сожалеют? Я думала об этом.

      Эван и Дамп. Сожалели ли они о том, что спасли меня от того мужчины в подземном переходе, который пытался ко мне приставать? Сожалели ли они о том, что когда в Миннесоту пришла очень холодная зима, мы не могли втроем жить у Проклятого Фрэнка? Я заболела. Продолжать жить в фургоне было невозможно. Эвану требовались наркотики. Дамп везде следовал за Эваном. Сожалели ли они о том, что я отказалась дать Проклятому Фрэнку то, что он желал? (То, что он требовал от всех девушек, которые хотели остаться в Сид Хаус.) Сожалели ли они о том, что не позволили мне умереть на чердаке в Сид Хаус?

      Сожаления, сожаления, сожаления, сожаления, сожаления, сожаления, сожаления, сожаления…

      Это слово я заглушила тоже, но оно продолжает возвращаться назад, разрастаясь, становясь сильнее и злее.

      Луиза пропускала занятия в группе. Она разговаривала с Каспер по вечерам. Ей звонили поздно вечером, она прислонялась к стене в комнате отдыха, перебирала пальцами телефонный провод и изящно водила носком блестящей балетки по ковру. Луиза могла приходить и уходить, когда ей вздумается, ей не нужен был дневной пропуск.

      – Хочу сказать тебе, ты ведь не такая, как мы, ты же понимаешь? Посмотри вокруг. Эти простыни, кровать, наши лекарства, врачи. Здесь все выглядит дорого. Ты меня слушаешь? – шептала Луиза из темноты.

      Она перевернулась и облокотилась на руку, чтобы видеть мое лицо. Ее кровать скрипела. В полумраке ее глаза выглядели овальными и как будто подведенными снизу.

      – Я просто хочу сказать, тебе нужно быть к этому готовой.

      Но я позволила ее словам скользить по мне, они мягкие и теплые. Она отвернулась. Деньги, деньги. Я не хотела думать о том, откуда они берутся или не берутся.

      Я просто хотела, чтобы она снова уснула и дала мне возможность съесть сандвич с индейкой, который я спрятала под кроватью.

      Дверь со свистом распахнулась. Каспер проскользнула в комнату групповых занятий и села рядом с Сашей, которая улыбалась ей, как щенок. На Каспер были коричневые брюки и ее эльфийские сабо. Волосы соломенного цвета