Зеленый мозг. Долина Сантарога. Термитник Хеллстрома. Фрэнк Герберт

провалился в сон.

      Шум и гам, издаваемые стаей длиннохвостых попугаев, сообщил о наступлении утра. Птицы галдели и сплетничали, сидя в кустах, обрамляющих реку. Вскоре к этой толпе присоединились и птицы помельче.

      Жуан услышал птичий крик, и ему немалых усилий стоило подняться из глубин сна на поверхность. Он проснулся весь в поту, ощущая странную слабость.

      Ночью Рин отодвинулась от него и теперь, свернувшись калачиком, спала в своем кресле.

      Жуан медленно приходил в себя. Густой туман стелился над поверхностью реки перед аэрокаром и за его кормой. Сырость и нездоровое тепло наполнили за ночь закрытую кабину. Во рту у Жуана было горько и сухо.

      Он выпрямился и, склонившись вперед, внимательно посмотрел наружу, на носовую часть аэрокара.

      – Ищете соглядатаев? – услышал он голос Чен-Лу.

      Откашлявшись, Жуан произнес:

      – Смотрю, какая погода. Похоже, скоро начнется дождь.

      – Не исключено.

      Серое небо! Словно пустая грифельная доска, приготовленная в качестве декорации для одинокого стервятника, который медленно парил, не двигая крыльями, над вершинами деревьев. Вот он грациозно развернулся, два раза взмахнул крыльями и улетел вверх по течению.

      Жуан опустил голову и заметил, что ночью аэрокар стал частью дрейфующего острова, состоящего из бревен и веток, переплетенных гибким плющом и заросших мхом. Судя по толщине и плотности мха, остров плавал по реке не первый год.

      В это время аэрокар попал в водоворот, который разлучил его с плавучим островом.

      – Где мы? – спросила Рин, проснувшись.

      Она села и выпрямилась. Жуан посмотрел на нее, но она отвела взгляд. В чем дело? Она что, стыдится?

      – Мы там, дорогая Рин, где и были, – отозвался Чен-Лу. – На реке. Вы голодны?

      – Еще как! – воскликнула она.

      Они ели быстро и молча, и Жуан все больше убеждался в том, что Рин избегает его. Она первой отправилась через люк наружу и пробыла там достаточно долго. Когда же вернулась, то вновь легла в свое кресло и притворилась, будто спит.

      Ну и черт с ней, подумал Жуан. Он вышел наружу, с силой захлопнув за собой люк.

      Чен-Лу наклонился и прошептал Рин на ухо:

      – Ночью вы вели себя превосходно, дорогая.

      Она ответила, не открывая глаз:

      – Горите в аду!

      – Я не верю в ад.

      – А я верю?

      – Конечно.

      – Каждый верит в свое, – произнесла Рин и вновь закрыла глаза.

      По какой-то причине, которую китаец был не в состоянии понять, слова Рин разозлили его.

      – Вы – настоящая дикарка. Общение с местными не идет вам на пользу, – язвительно усмехнулся он.

      – Вы говорите как кардинал Ньюман. Вот и трахайтесь с ним.

      – Вы не верите в первородный грех?

      – Я верю только в то, что ад многолик, – ответила Рин и внимательно посмотрела на Чен-Лу.

      – И каждому уготован его собственный?

      – Ваши слова, не мои.

      – Но вы это и сказали.

      – Не может быть!

      – Именно!