Лжедмитрий Второй, настоящий. Эдуард Успенский

усвоил давно, и новые жуткие истории Нагого его из себя не выбивали.

      Наконец привели мальчишку.

      Но что это?!

      К ужасу и чрезвычайному недоумению влаха, это был не Дмитрий. Это был совсем другой мальчик. Если составлять словесный портрет, тот же – бородавка на щеке, сам рыжеватый, низкий лоб, уши торчком. Но только это был не он, это была слабая копия.

      – Кто это? – спросил влах.

      – Это он, – тихо ответил Афанасий Нагой, так тихо, чтобы слышал один только доктор. – Знакомьтесь: Дмитрий Иоаннович. Собственной персоной!

      «Это Дмитрий? Царевич Димитрий?» – спросил доктор.

      Спросил не голосом, не словами, а глазами, мимикой, недоуменным поворотом головы, всей своей напряженной позой.

      «Да, да! Это он!» – так же, не словами, а глазами, общей уверенностью и кивком головы показал Афанасий Нагой.

      Одетый в богатое городское, очевидно, с царевичева плеча, платье, сельский мальчик переминался с ноги на ногу и не знал, куда девать руки и себя самого целиком.

      – Я не понимаю, – сказал влах.

      – Будущий претендент, – тихо сказал Афанасий.

      По его жесту мальчика увели.

      Оба собеседника принадлежали к разным слоям общества, разным странам, даже материкам. Имели разное образование, разную религию, разные характеры, разную волю и темпераменты. Но психика у каждого была абсолютно здоровой. Все виды мимики – от первичной: улыбка, оскал, – до третичной: ирония, лукавство – им были свойственны. Они обладали языком талантливых, гениальных людей – лица тончайших выражений.

      – Для чего все это? – спросил наконец Симеон, когда они остались одни. – Что за маскарад? Зачем еще одна подмена?

      – Сейчас объясню, – сказал Афанасий. – Представь себе: приезжает сюда настоящий Димитрий. Никому здесь не известный, зато капризный, истеричный, припадочный мальчик. Представил?

      – Да.

      – Слушай дальше. Ему привозят книги, карты, дорогие игрушки. Его обучают языкам, хорошим манерам, владению шпагой, верховой езде и прочим царским умениям. Да?

      – Да.

      – Он держится дерзко, высокомерно. Повелевает даже своими учителями. Упоминает нужные и ненужные имена без всякого к ним уважения. Да?

      – Да.

      – Завтра, послезавтра, через день вся дворня узна́ет, что это за соколенок. Что после этого последует?

      – Донос, – сказал учитель.

      – Донос, да не один, – подтвердил Афанасий. – Сотскому, приставам, посошникам, да любому заезжему человеку. О чем? О том, что здесь, в имении Нагих под Грязовцом, в лесах у озера Никольского готовится претендент на престол. Кем готовится? Нагими – лютыми врагами Годунова. Затея эта опасна даже для царя Федора, а уж тем более для Богдана Бельского, для Шуйских, Щелкаловых, Клешниных. Для всех тех, кто сослал царевича в Углич и занял властные места. Верно?

      Влах кивнул головой.

      – И то, чем ты сейчас киваешь, через неделю будет на плахе. Согласен?

      Влах был вынужден согласиться. Сразу, без малейшего размышления. Все было изложено Афанасием в хорошо продуманных