Честные папоротники. Виталий Шатовкин

чем память,

      в эти минуты голос – кованая

      цепь

      над якорем – упавшим между связок. И губы начинают

      цепенеть, а привкус тишины – как битум – вязок:

      рукой дотронешься и Прометей отвязан,

      ногой заденешь, разомкнётся

      -–

      сеть.

      Фрагмент из сна

      Я часто вижу замкнутый сон, размером с воскресное

      утро: у него в перспективе линия берега, чьи-то

      высокие руки и косточки слив. Афишницы

      в летнем саду, укрытые ленинской

      сутрой, и выпуклый – рыбьего глаза муар – объектив.

      В нём тесной струной – соломинкой цвета неба,

      на волоске от градирни имя твоё, и память

      углами играет в досрочное нетто, а

      ветер песком заметает кирпичный проём. Там берег

      галечной пастью глотает шальные сомнамбулы

      ряженых волн, и ближе всего к опознанию

      счастья из всех частей речи – глагол.

      Прошедшие губы монетой втекают – рудою в словах,

      здесь краской подъездной на лестничных окнах

      замашисто рисовать: то Junkers трофейный,

      то липнущий вывих, то ряску в воде,

      где леской пришито от

      змеев воздушных

      ко мне же моё

      -–

      нигде.

      Матрёшка

I.

      Ты меня спрячешь от дождя в шарообразной

      тесной сумке – твои нательные рисунки

      горят, как выемки вождя, на

      стекловидном спящем теле под глинобитной

      хохломой, и тянется из подземелий твоя

      родня – нарушив строй. Чуть

II.

      ввинчивая до упора, разделят куклу пополам,

      и домотканый сарафан геометрическим

      узором – эмаль, стянувшись в

      завитки, как стёкла луж под первым снегом, —

      покроет конькобежный трек, и из тебя —

      как из ковчега наружу выйдет

III.

      человек. Уменьшенная часть лица глядит – то

      вбок, то без пристрастки – и пламенеют

      нефтью краски возле пасхального

      яйца из равномерных полушарий – опережая

      оспин сыпь, а ты лишь девочка на шаре,

      берёзового сока вздыбь.

IV.

      Разломится и твой ребёнок – птенец в яичной

      скорлупе – и скулами начнёт скрипеть.

      Обернутый корой пелёнок,

      он будет ждать приход весны – чтобы надеть

      цветное платье: ты всем твердишь – он

      Божий сын от непорочного

V.

      зачатья. В его груди живёт звезда – латунный

      домик октябрёнка, и удалая шестерёнка

      из воробьиного гнезда вытачивает

      женский бюст – такой же, как ржаное тесто —

      ногой придавишь – слышен хруст, рукой

      прижмешь – поёт невеста. Танцуй,

VI.

      фанерная щепа – как яблочко на гжельском

      блюде: ты тоже скоро выйдешь в люди —

      остановив полураспад самой

      себя на чёт и нечет, на верх и низ, на ночь и

      день – как