Праздник Дрейка. Вероника Мелан

глаза глухие, будто заложены каменной кладкой.

      – Я… заплатила Информаторам все свои деньги. Просила твой адрес, но они не дали, сказали только, что ты пройдешь сегодня здесь.

      «Сколько часов она стоит под дождем?»

      – Зачем я тебе?

      Лиза – тень себя прежней – молчала. Выдавала невпопад.

      – Его хоронили два дня назад… Я… не пошла. Не смогла.

      Он ее не винил. Но и к себе домой звать не хотел, обогревать тоже. Он сам хотел выпутаться из этой неприятной паутины; Лиза этому не способствовала.

      Невнятная глухая тишина затягивалась.

      – Зачем искала-то?

      Купить бы уже журнал, вернуться к себе.

      И она впервые посмотрела на него пронзительно и ясно. Собралась с мыслями, попросила:

      – Стань им. Пожалуйста. Хотя бы на день…

      Эйдан сразу понял, о чем речь. Понял и разозлился. Не дал ей продолжить о том, что она «все понимает, что ей хотя бы вечерок в объятьях Макса, чтобы вышла иллюзия прощания».

      – Дура! – выругался гневно. – Я тебе кто, клоун? Чародей, фокусник? Может, заплатишь еще, чтобы я всю жизнь его теперь играл?

      У Лизы дрожал подбородок.

      – Не понимаешь, что себе хуже делаешь? Думаешь, легче станет? Нет, станет тяжелее, дерьмовее раз в сто!

      Она продолжала гаснуть, а в нем клокотала настоящая ярость. Чего удумала!

      – Мой ответ – нет! – выкрикнул, и девчонка вздрогнула. Ллен чувствовал себя так, будто только что ударил ее у всех на виду.

      Ответила Лиза, впрочем, ровно.

      – Я знала, что ты откажешь. Забудь.

      Развернулась, зачем-то сложила зонтик, будто устала держать его над головой, и зашагала прочь – дождь ложился ей на волосы бисером.

      «Я все деньги потратила на Информаторов…» – отражалась эхом у него в голове.

      А ему какое дело?!

      Вечер у телевизора? Почитать журнальчик? Да ему бы теперь накатить грамм сто-двести-триста.

      Домой Ллен шел чертыхаясь.

* * *

      Он нашел ее в девять вечера в недостроенном районе, на крыше щербатой девятиэтажки. Так и не сменившую мокрый плащ, потерявшую зонтик, превратившую светлые мокасины в комья грязи. Как она пробиралась через забор, как лезла на крышу, зачем сидела теперь на краю?

      Наверное, он задницей чуял, что все не к добру, и потому отправил запрос в Реактор на предмет определения координат человека – ему, как служащему отряда специального назначения, ответили.

      Подходить боялся. Мало ли, резкие действия, помутнение рассудка – черт знает, что у другого человека в голове. Понимал только, что оставить все как есть уже не может – совесть заест.

      – Эй… Ты ведь не собралась прыгать? – спросил, остановившись в пяти шагах.

      В здании сплошной недострой: дыры в стояках, отсутствующие ступени, а то и пролеты. Но тот, кто желает залезть наверх, отыщет дорогу. Отчаяние – оно такое, толкает на многое.

      – Ты прав, – послышалось глухо, – мы чужие люди. Иди своей дорогой.

      Внутри себя Лиза уже шагнула за край.