Месть на возмездной основе. Константин Александрович Костин

меня, сосредоточенно изучал содержимое монитора ЭВМ. Единственное, что поменялось в его кабинете с моего последнего визита – портрет генсека. Нет, портрет висел и раньше. Даже рамка – старая. А генсек – новый. Исполинская туша несгораемого шкафа, вырезка из "Правды" с фотографией самого майора, еще в капитанских погонах, приколотая кнопкой, засохший фикус на окне и стальной нагрудник военного образца в углу, покрытый пылью.

      Я поерзал на металлическом табурете. Руки, закованные за спиной, начали затекать, к тому же чертовски хотелось почесать нос.

      – Замечательная штука эта Инфосеть, – неожиданно проговорил Ковалев, отвлекаясь от монитора. – Чего тут только нет! Новости, книги… знаешь, что я сейчас читаю? Шерлока Холмса! Читал?

      – Приходилось, – кивнул я.

      – Какой же бред пишут! Разве частник может быть умнее государственного сыщика?

      – Так у них там – капстрана, – заметил я. – Талантливые люди без влиятельных родственников не имеют шансов на карьерный рост.

      – И то верно… – вздохнул майор. – А знаешь, гражданин бывший товарищ капитан Котов, я ведь рад, что ты ушел из милиции. Не ушел – сейчас был бы моим начальником. А так – я сам себе начальник! Я тут часто вспоминал про тебя…

      – То-то я чуть не помер.

      – А? – насторожился Ковалев.

      – От икоты, – пояснил я.

      – Лучше бы ты сам помер, а не проституток, прости Господи, убивал. Это хорошо, что чувство юмора у тебя осталось. А то ведь знаешь… статья тебе светит расстрельная. Но у нас – не капстрана. Советский Союз – правовое государство! Не могу я тебя без доказательств к стенке поставить… давай пойдем друг другу навстречу. Ты напишешь чистосердечное, и тем самым сэкономишь народные деньги на сверхурочные, экспертизы… и все вот это остальное дерьмо. Договорились?

      – А если – нет? – усмехнулся я.

      Милиционер, загадочно улыбнувшись, полез в ящик стола. Потом в другой. Третий, не находя то, что ему нужно…

      – Вот! – торжественно изрек майор, демонстрируя обрезок резинового шланга. – Все предусмотрено! Ты, падла, через час сапоги мне лизать начнешь! Умолять будешь, чтоб я тебе дал чистуху написать!

      Оскалившись, Ковалев попробовал шланг на изгиб. Хороший, упругий. Способен развязать язык похлеще крепкой чачи. Бьет больно, а следов не оставляет. Я сам был хорошо знаком с этим инструментом. Пользовался таким когда-то в поисках социальной справедливости.

      Глупо было бы рассчитывать на понимание со стороны бывшего коллеги. Между нами всегда была любовь как между коммунистом и буржуазией. Уж он-то оторвется на мне по полной. Не знаю, сколько я выдержу, но и становиться к стенке за чужую мокруху я не собирался…

      Восторженно прорычав, майор потряс шлангом, извивающимся, как червяк, брошенный в лужу. Кажется, день закончится еще хуже, чем начался. А если бывший коллега переусердствует – еще и раньше, чем планировалось.

      И в этот момент зазвонил телефон.

      – Это кто там не дает мне с врагами народа бороться… – недовольно