Инсбрукская волчица. Али Шер-Хан

в котором плавали какие-то зеленые лохмотья. Затем сунула ей несколько кусков хлеба.

      Беря кружку, Анна состроила недовольную физиономию:

      – Фу! Эту гадость что, на бычьей моче варили?

      – Я почём знаю?! – огрызнулась дежурная. – Думаешь, я там, на кухне французские деликатесы жру?

      Анна продолжала возмущаться:

      – А запах-то, запах!.. Ну прям как от бочки с керосином!

      Дежурная бросила на Анну хмурый взгляд.

      – Кому уж, как не тебе различать такие запахи!.. Тебе, верно, везде керосин мерещится?

      Затем она посмотрела на меня и поторопила:

      – Эй ты, как там тебя? Давай, шевелись быстрее, мне ещё в других камерах людей кормить.

      Я подбежала к дежурной со своей кружкой и ложкой. Та молча налила мне супа, сунула хлеб, и через секунду дверь камеры вновь заперли. Анна уже пристроилась за столом, и я уселась напротив нее. На мой вкус, рассольник оказался не так уж плох, и никакого запаха керосина я не ощутила. После тех помоев, которыми меня потчевали в следственной тюрьме, его можно было назвать замечательным. И хлеб был достаточно свежим. Я, давно не видевшая ничего, кроме заплесневелых корок, с жадностью отхватывала зубами огромные куски, и торопливо прихлебывала суп.

      Я опустошила свою кружку почти мгновенно, принялась за хлеб, и тут Анна предупредила:

      – Крошки не бросай – крысы заведутся.

      – Крысы? – рассмеялась я. ─ По-моему, они тут уже есть…

      – Станет больше, – подмигнула сокамерница. – Тут одну крыса уже покусала. Девчонку месяц лихорадило так, что еле передвигалась. А лечить ее особо никто не собирался. В общем… похоронили вчера. Забрать её было некому, поэтому закопали здесь, на заднем дворе. Видела?

      – Там что, кладбище?

      – Оно самое. От людей лишь таблички остались. Если некому похоронить по-человечески, то хоп – и всё, закопали! Даже после смерти будешь гнить здесь. Я думаю, если похоронят в тюрьме, это куда страшней, чем на воле.

      – Почему?

      – Знаешь ведь, когда тело зарывают в земле, душа оживает. Если эти застенки не отпустят меня даже после смерти, моя душа не обретёт покоя. Я очень не хочу остаться здесь, когда умру. Думаю, по сравнению со стенами тюрьмы, котлы ада – просто ерунда!

      – Ты что, веришь в загробную жизнь?

      – Конечно, – рьяно кивнула Анна. – Так бы хотелось, чтобы после того, как я гикнусь, моё тело кто-нибудь забрал. … Но кто же это сделает? Родителей у меня нет. Даже когда они были живы, они от меня отказались. Хотя я и раньше их не слишком волновала, всю жизнь они были заняты собственными проблемами. Когда надо мной издевались в школе, им было всё равно. Знаешь, иногда я думала, что сиротой быть лучше, настолько одинокой себя чувствовала. По бумагам были родители, а на самом деле – нет. Только дедушка. Пожалуй, единственный человек, который относился ко мне внимательно. Но дедушка умер, когда мне было девять лет, и я осталась сиротой при живых родителях. Представляешь, каково это?

      Я пожала плечами:

      – Мои