Запасные книжки. Владимир Гандельсман

не важны.

      Есть ли другая проза, не добивающаяся результата ежеминутно?

      Например, Кафка. Такая проза наращивает потенциал «своего», «странного» взгляда. Тебя обступают нормальные деревья – все породы знакомы, – и вдруг оказывается, что это уже не знакомые деревья, а чужой неведомый лес, из которого не выбраться.

* * *

      Преимущество знаменитости в том, что он спокоен: близким будут облегчены его похороны – кругом столько чужих людей…

      Вот тема на пару психологических страниц: почему чужие люди в этом случае необходимы?

* * *

      Вдруг, на пятой книге Пруста, видишь героя Марселя как психически больного и неприятного типа, употребляющего мир (и девушку, в частности) в виде успокоительного лекарства: узкогрудый и длинношеий птенчик, которого носит в своих объятиях румяная велосипедистка Альбертина с кошачьим носиком. Марсель – то в объятиях Альбертины (не наоборот), то повисает у неё на шее (от радости) и т. д. Это всё ещё тот мальчик в Комбре.

* * *

      «А от древа познания добра и зла, – не ешь от него…»

      Не с дерева добра и зла, но с дерева познания добра и зла. Зла как такового нет. Всё, что Бог сотворил, всё хорошо. Что значит это дерево? Ничего особенного – это дерево сопоставлений, дерево оценочных различений.

      Не зло, но молнии познания зла просверкивают в паузах. В сравнивающих паузах между познанием, условно говоря, одного «хорошего» и другого (тоже непременно «хорошего»).

      Почему эта пауза, которую почуял и в которую молниеносно проскользнул змей, возможна?

      Потому что человек Ветхого Завета создан Богом, но не из Бога.

      Христа или христианина невозможно соблазнить – «будешь как…», потому что он уже есть.

      Змей – извилина, вползшая в мозг человека. Это извилина «как». Человек увидел «другое» в оценочном, сравнивающем смысле. «Будете как…»

      На дар Авеля Бог призрел, а на дар Каина – нет. Каин «сравнил» и «огорчился». Или: построим башню, сделаем себе имя… Из сравнивающего разума сыпятся, как из рога изобилия: стыд, страх, зависть, гордыня…

      Драма начинается даже не с дерева познания добра и зла и не с этого влитого в ухо змеиного яда, но с самого «способа» сотворения.

      И, как и должно быть в драме, она развивается обоюдно, с участием двух сторон.

      Бог испытывает Своё творение, и выясняется, что оно не идеально. Бог раскаивается в созданном и решает «смыть» его. И если называть происходящее словами «вина» или «грех», то это и вина, и грех Бога тоже. Иначе в чём же Он раскаивается?

      Мы хотим совершенного Бога, но почему кающийся Бог – не совершенный? Быть может, совершенство Его – в уязвимости, вполне земной, и дело не только в посягательствах человека, но и в нисхождении Бога. И не только человек создан по образу и подобию Бога, но и Бог – по образу и подобию человека.

      Всё же человек Ветхого Завета становится смертен. Этот мучительный разрыв – тайна Творца и творения – не даёт покоя ни Тому, ни другому.

      И здесь Творец даёт непредсказуемый урок своему созданию.

      Христос –