Продавец воды. Кирилл Берендеев

пионеры макулатуры сдают, сколько деревьев берегут в год – и не сосчитать. Книги на хорошей бумаги печатают…

      Вздохнув, пошел мириться с соседом. А он будто и не слышал моих слов, произнес пару фраз о теплой погоде и предстоящем хорошем дне и, пожелав мне приятной ночи, лег в постель. Немного посидев возле окна, я последовал его примеру. Самолеты все прибывали, казалось, весь юг скоро окажется здесь.

      Я принял снотворное, наутро проснулся с дурной головой, но свежим и выспавшимся. Мысли не тревожили, их напрочь прогнал барбитурат, я даже удивился ясности, внезапно воцарившейся в голове. Скорее пустоте, поселившейся там. Встал, умылся, побрился, и вспомнил о своих мыслях, лишь когда к нам пришла комендант и попросила приготовиться и собраться, а мне велела идти вниз, заполнить бумаги.

      Вот тут я снова вздрогнул, обернулся, как-то беспомощно, к своему соседу, он улыбнулся и кивнул в ответ, и поплелся за представительной женщиной, ведшей меня в небольшую комнатку, в которой уже ожидали еще около дюжины новичков, а так же инструктор, последний раз повторивший все то, о чем я так хорошо помнил. Затем мы подписали бумаги, регламентирующие нашу встречу, и только после этого я снова начал думать о маме. Волнение прошибло стену, возвещенную снотворным, я заволновался, но принимать успокоительное сейчас не стал. Наконец, нас отпустили на завтрак.

      Мужчина уже сидел за нашим столиком, а вот дамы отсутствовали, возможно, готовились. Мы поели перловки – я еще попытался извиниться за вчерашние слова, но он только рукой махнул: мало что бывает перед такой встречей. После чего, взяв на себя роль гида, повел в конференц-зал, находившийся в отдельном здании, недлинным наружным коридором, примыкавшим к крылу гостиницы.

      Больше всего помещение походило на ангар, откуда на время встречи эвакуировали технику. Гигантский приземистый ангар, в котором сейчас находилось множество столиков метра на полтора-два, отстоящих друг от друга. Некоторые были уже заняты, иные свободны. Я растерялся, нерешительно остановился у входа, поджидая инструктора, наконец, тот появился и начал рассаживать нас за обозначенные места, подписанные почему-то латиницей. На столе, застеленным простой, без рисунка, скатеркой, лежало блюдо с бутербродами со щучьей икрой, деликатесом, заменявшим в нашей стране икру черную, вазочка с протертой клюквой и горячий чайник с зеленым чаем, очевидно, с плантаций нашего соседа. Посмотрев на эти скромные дары, я почему-то прикусил губы и отвел глаза от мужчины, лишь кивнул ему, видя как он пробирается к своему месту, так же обозначенному чужой письменностью. Я изучал в школе английский, как многие, верно. Но никогда нам не казалось это странным. Ведь, школьники проходят язык главного врага отчизны, воевавшего на стороне юга в гражданскую и сейчас не оставлявшего козней против нас, больше того, именно его стараниями вот уже полвека длится и длится бесконечная блокада республики…

      Я