Прошлое в наказание. Игорь Харичев

Ему все равно, верим мы в Него или нет. Он хочет от нас одного – чтобы мы жили без ненависти, без лжи, без зависти. Чтобы нами двигала любовь. А в-третьих, я уверен, что мы не один раз приходим в этот мир. Он создан специально для того, чтобы мы учились. Да, учились быть совершенными. Но основной для нас мир не этот, а другой, не физический. Мир, где живут души.

      Он смотрел на меня с тихим удивлением.

      – Непохоже на христианство, – прозвучало наконец.

      – Я не говорил, что я – христианин. Я лишь ответил на вопрос, верю ли. Верю. В существование Творца.

      На этот раз молчание было куда более долгим. Он явно не знал, что сказать. И тогда я решил продолжить:

      – Я с давних пор чувствовал, что мы живем на этой планете не один раз. Не знаю, как это объяснить. Чувствовал, и все тут. А потом нашел книгу американского психоаналитика Станислава Грофа про то, как он погружал своих пациентов в глубокий гипноз исключительно с лечебными целями. И расспрашивал их про прежние жизни, пытаясь установить причины заболеваний. И они рассказывали ему про то, кем были и что делали в прежних жизнях. Очень складно рассказывали. А потом его последователь Майкл Ньютон в какой-то момент пошел дальше и начал расспрашивать пациентов, находящихся в глубоком гипнозе, о том, что они делали между жизнями, и те, независимо от возраста, пола, вероисповедания, сообщали нечто, ложащееся в единую картину: как душа возвращается в тот мир, основной для нее, как приходит в себя после земных испытаний, как общается с другими душами, как готовится к новой жизни на Земле, выбирая совместно с наставником не самые комфортные варианты судьбы, дабы получить и пройти испытание. Думаю, что так оно и есть на самом деле.

      Посидев некоторое время в раздумье, он медленно покачал головой.

      – Православие не допускает никаких других жизней. Кроме одной-единственной.

      Тут я не удержался, спросил:

      – А ты с каких пор стал верующим?

      Он не смог скрыть смущение:

      – Да я, собственно говоря… давно сочувствовал верующим. Еще с начала восьмидесятых. А теперь, когда стало возможно… присоединился.

      – И в церковь ходишь?

      – Хожу. Нечасто… У нас около работы есть церковь.

      – Та, которая рядом с «Детским миром»?

      – Да.

      Я не знал, что тут добавить – не язвить же на столь деликатную тему, – и занялся едой. Когда прощались у входа в ресторан, вспомнил разговор с Настей, спросил:

      – Как отдохнули с Василием?

      Эдуард оживился.

      – Прекрасно. Купались, гуляли, катались на лодке, на катере. Жаль было уезжать. Но – работа.

      Возвращаясь в Кремль, я размышлял о его словах про грядущие события. Брат предупреждал меня, что органы Госбезопасности ненадежны и власть снова может перемениться. Меня или президента? Скорее, первое. Вряд ли я мог передать Борису Николаевичу предупреждение, сделанное без какой-либо конкретики. Это несерьезно. Значит, он предупредил меня лично. Еще раз. Как тогда, в девяносто первом. И что я мог сделать после такого предупреждения? Срочно уволиться из Администрации президента? Уехать куда-то? Скрыться? Это было неприемлемо