Правый берег Егора Лисицы. Лиза Лосева

«выпукло выделять работников милиции из среды прочих граждан», вот и взялись за выпуклость с энтузиазмом – средств не хватает. Некоторые милиционеры все же получили знаки отличия вместо повязки на рукаве. Но форменной одежды никакой в провинции нет, состав милиции почти поголовно ходит в поношенных солдатских гимнастерках и шинелях, а то и в обычных городских пиджаках, кожанках. Спущена директива о необходимости выдачи сапог, однако случалось, что на засады и задержания выезжали в лаптях или штиблетах на подошве из веревки. Сотрудникам угрозыска форменной одежды и вовсе не положено. На мой вопрос, почему нет ажиотажа, из хвоста очереди меланхолично ответили, что все почти на выездах, был налет на кассу, да еще что-то вроде случилось в порту. Напротив очереди, на подоконнике, конвойные, прислонив винтовки к стене, раскинули карты. Первое время я чувствовал себя здесь как буртук[8] в реке. Теперь это знакомая, деловитая толчея. Приказ за простеньким номером двадцать два. Вот что запустило работу дежурного, эту суету, рев мотора во дворе, стук пишмашинок. Этим приказом предписывалось создать новые органы правопорядка. Советскую рабоче-крестьянскую милицию. Она у нас – общая для двух городов: Ростова и армянской Нахичевани. Общие и канцелярия, и уголовно-разыскной стол, и постовая команда, и даже служебно-разыскная собака. Города разделены пустырем – межой. До революции управление в них было разное. А вот полиция одна. Теперь, выходит, старый анекдот о том, что у двух таких разных городов едины полиция, тюрьма и бордели, снова звучит свежо. Хотя бордели мы исключаем. Новая власть ведет непримиримую борьбу за искоренение проституции. Желтые билеты, обязательные осмотры и надзор отменены. И сами гулящие барышни прониклись историческим моментом. Организовалось даже нечто вроде профсоюза с собраниями. «Обсудили, постановили: на время – десять, на ночь – двадцать пять». Власть, однако, не поддержала прогрессивную идею, и мадемуазелям предложили влиться в семью пролетарских рабочих. Красные портьеры пошли на флаги, а барышни – на работы по приучению к общественному труду. Приняли циркуляр «по борьбе с явлением». Но сводничество, как и притоны, совсем придавить не удалось. Пройдись вечером при любой погоде, хоть в самую дрянную осень, обязательно возле пивных или городской бани из подворотни выглядывает фигура в пестрой шляпке. Я, как все медики, циничен, но, бывает, присмотришься и злость берет – жесты и взгляды призывные, а сама почти ребенок. Кутается в шаль, по лицу течет краска и пудра, размокшие под дождем. Вот тебе и циркуляр.

      Интересное, нужно сказать, с ними вышло дело. Хотя утверждалось, что бюрократия будет существенно уменьшена уже на первом этапе социалистической революции, а после и вовсе абсолютно исчезнет – произошло обратное. Настало время мандата, время бумаги. Она разрешает, запрещает, дает власть, и самой мелкой мелочи нельзя получить без бумаги. В шатком положении нового мира слова закрепляют явление в действительности. Вот и «рабоче-крестьянская милиция» на бумаге была названа органом борьбы с «неполитической» преступностью.

8

Дельфин (местный диалект).