Волчьи пляски. Юрий Алексеевич Гализдра

на выразительно пренебрежительный взгляд, исходивший из глаз – щелочек «колобка».

      – Хотя, по мне, – продолжил он, – Жаль, что вы еще коптите небо, позоря свое былое величие. Я еще помню, кем вы были, и вижу, кем стали.

      – И кем же? – хрипло осведомился Михаил.

      – Грязью, – сморщился тот, – От лица бывших болельщиков я теперь могу лишь высказать свое сожаление в том, что знаменитый боксер превратился в жалкого пропойцу.

      – Не рано ли списываешь, начальник? – прищурился Багин, внезапно испытав жуткое желание нахамить.

      – По моему, вовремя. Прощайте, – отрубил опер и, пригладив ежик короткой стрижки, скрылся из виду.

      Тот разговор оставил неприятное впечатление не столько тем, что вышел резковатым и прямым, сколько тем, что в словах человека-колобка внезапно почувствовалась, хоть и частичная, субъективная, но правота. Слова так и застряли в памяти Михаила. Застряли и постепенно стали одной из тех сил, что развернули его лицом к самому себе, помогли сделать трезвую переоценку прошлой жизни, а вслед за этим подвигнуть бывшего алкаша и грешника на коренные перемены в своей, и так уже ломаной судьбе.

      «Но эта встреча не стала последней каплей.

      Последней каплей в принятии такого решения, таки, послужила встреча, которой он никак не ожидал и, даже, не мог предположить, что она когда-либо произойдет.

      По прошествии нескольких дней после разговора с представителями власти, когда Багин стал чувствовать себя лучше, его навестил человек с репутацией неоспоримого авторитета в той среде, которую принято называть криминальным миром. Он появился как бы невзначай и мимоходом, однако обставил свой визит так, чтобы исключить присутствие рядом чужих ушей.

      «Прихоть того, кто имеет хотя бы некоторую власть над людьми.

      Само собой выходило, что столь интригующее появление было запланировано заранее.

      Палата, где находился выздоравливающий Михаил, обычно шумная и заполненная гомоном больных, вдруг оказалась пуста. Уже потом он вспомнил, что незадолго перед этим медсестра под разными предлогами отправила из нее всех пациентов, кроме него. Выходя следом за последним из них, она напоследок скользнула по Багину неожиданно заинтересованным взглядом, словно видела впервые. Тот, ничего не поняв, озадаченно посмотрел вслед.

      В одиночестве он пробыл совсем недолго. Дверь тихо скрипнула и пропустила в помещение невысокого мужчину в строгом сером костюме явно дорогого кроя. Мужчина остановился у кровати Багина и продемонстрировал острый режущий взор тускло-стальных глаз, быстро обежавших пространство помещения. Только после этого публичного действия, показавшимся обязательным, присел на стоявший рядом стул.

      – Ну, здравствуй, Боксер, – сказал он, посмотрев Михаилу в глаза.

      – Здравствуй, – ответил Багин, выжидательно глядя в ответ, – За какой надобностью? И кто такой?

      Против ожидания, его слова не вызвали недовольства,