Сосед сверху, сосед снизу. Джина Шэй

чем Дэн занимается, чтобы оставаться в форме. Жаль, что я не могу спустить кожу с этого мерзавца.

      Господи, как же больно…

      Я даже не понимаю, как мне сейчас дышать.

      – Ты опоздала, – прохладно и невозмутимо сообщает мне Дэн. Будто бы это он на меня сердится и дает мне повод одуматься. И маленькая виноватая девочка, живущая в моей груди, начинает тихонько хныкать. Только черта с два я на это еще поведусь. В этот раз ему не удастся сделать вид, что у нас все хорошо, это я сама себе проблемы придумала.

      – Я подавала на развод, Денис Викторович, – я скрещиваю руки на груди, игнорируя его тон, – а в метро не слышала звонка. Можете меня оштрафовать за опоздание.

      Я почти по-армейски четко разворачиваюсь и ухожу в свой кабинет. Опускаюсь на свой стул, включаю компьютер, прикрывая глаза.

      Заявление. Нужно написать заявление на увольнение и выбить себе право уйти сейчас.

      – Где ты ночевала? С кем? – дверь за моей спиной сердито стукается об косяк второй раз.

      И развернувшись, я наблюдаю его светлость Дениса Викторовича багровым от гнева.

      – У тебя сейчас тоналка потечет, – холодно замечаю я и отворачиваюсь к прогружающемуся ноутбуку.

      И пусть в том, что я ночевала у Алинки и даже договорилась с ней на временное использование её жилплощади как своей – нет ничего криминального, отчитываться Назарову я точно сейчас не буду.

      – Где! Ты! Ночевала? – Назаров резко дергает мой стул за подлокотник, заставляя его развернуться вместе со мной. – Ты моя жена, Настя, не забыла?

      А ты, ты не забыл? Видимо, Людочку трахал, чтобы память прояснить?

      – Твоя жена я не до конца жизни, – парирую я, снова скрещивая руки на груди. От злости Дэна хочется защититься хоть чем-то. Он натурально кажется мне неадекватным.

      Пальцы Назарова стискивают мой подбородок. Он буквально заставляет меня встретить его взгляд напрямую.

      – Я спрашиваю в последний раз, – тихо рычит он, – где?

      Угрожающе. Аж мороз по коже идет.

      Нет, он не поднимал на меня руку, ни разу за пять лет нашей совместной жизни. Но…

      Я могу припомнить несколько случаев, когда до этого почти доходило. Не доходило, потому что я отступала, и он спохватывался. Извинений я не дожидалась в этом случае, разумеется. Потому что предполагалось, что я виновата и сама его до такого довела.

      – Спрашивай с Людмилы, – устало отрезаю я, выдерживая яростный взгляд Дэна, – ведь именно с ней тебе приятней исполнять супружеский долг, не так ли?

      Вот он – тот самый момент, когда колет в кончиках пальцев, когда ощущаешь, что до самого паршивого исхода остается совсем немного, всего лишь какая-то паршивая горстка секунд.

      Только сегодня я отступать не хочу. И если он только поднимет на меня руку – прокатится до ментовки, возьмет себе отпуск суток на четырнадцать. Вот его подписчицы-то опечалятся.

      Пальцы Назарова разжимаются, я буквально слышу, как он поскрипывает зубами,