Дочери войны. Дайна Джеффрис

раненого капитана все еще внушало опасения. Уго попытался отправить Элен домой. Она стала возражать. Он повторил свое требование.

      – Уго, послушайте. Вам нужно выспаться, – сказала она, глядя в его воспаленные, покрасневшие глаза.

      – Мы с Мари управимся вдвоем. Иди домой.

      – Я хочу остаться.

      Оба замолчали. Молчание было долгим и тягостным. Элен колебалась. Ей по-прежнему хотелось остаться, хотя интуитивно она чувствовала: Уго сказал ей не все. Когда он заговорил снова, его голос звучал предельно серьезно. Она не помнила, чтобы он говорил таким голосом.

      – Элен, если я не спасу капитана, они казнят Мари. Я должен заниматься этим один.

      Элен тихо вскрикнула:

      – Тем более… я должна остаться. Разве не так?

      – Нет. Я все сказал.

      Она бы охотно осталась ему помогать, но усталость беспокойного дня взяла свое. Когда Уго практически вытолкал ее за дверь, Элен сдалась и пошла домой, ощущая боль в груди и тяжесть на сердце.

      Глава 17

      Через полчаса Элен была уже дома. Поднявшись на чердак, она уселась по-турецки рядом с Джеком. Со слезами на глазах она рассказала англичанину о ситуации в клинике и о том, что грозит Уго, если он не сумеет спасти жизнь капитана.

      – Вам нужно чем-то отвлечься от тягостных мыслей, – сказал Джек.

      – Не знаю чем. Сейчас я могу думать только об Уго и о Мари. Мне делается дурно при мысли, что с ними будет. – Она стиснула зубы и сжала кулаки. – Ну почему Элиза и Виктор никогда не думают о последствиях?

      Она чувствовала, с каким вниманием Джек смотрит на нее, и вновь ощутила некую искру, проскочившую между ними. Как это назвать? Состраданием? Сопереживанием? Непроизнесенные слова рвались, но не могли прорваться наружу. Джек не отводил глаз, подмечал все в ее состоянии, и под его пристальным взглядом защитные барьеры, возведенные Элен, зашатались.

      – Элен, это война, – наконец сказал он и отставил масляную лампу, мешавшую ему подвинуться.

      – Я тревожусь не только за сестру. Меня пугают ответные карательные меры немцев.

      Теперь лицо Джека скрывалось в сумраке. Элен было не угадать, о чем он думает, и это ее смущало. Она видела лишь блеск его глаз и не знала, видны ли ему ее глаза и лицо.

      – Так будет лучше, – сказала она, переставив лампу на ящик.

      – Чем я могу вам помочь? – спросил Джек.

      – Не знаю. Хочется сохранить присутствие духа, но иногда… – Не договорив, она покачала головой.

      – Знаю.

      – Эти нескончаемые опасности. Я жажду нормальной жизни. Я так тревожусь за безопасность дорогих мне людей, что ощущаю физическую боль. Вот здесь. – Она прижала ладонь к груди, глотнула воздуха и протяжно вздохнула. – И настроение у меня совсем паршивое.

      – Ничего удивительного, если сознавать, какая опасность нависла над врачом и его женой. Они же ваши друзья.

      Элен закусила губу, удерживая слезы. Ей не хотелось расплакаться перед Джеком.

      – Уго я обязана всем, –