Тяжкие телесные. Денис Александрович Игумнов

как обычно. Мастер – Фёдор Ильич, Валя, Артём. – Нина, отвечая на этот вопрос, стала нервничать ещё сильнее. Она не смотрела прямо в глаза и, не отдавая себе отчёт, начала покусывать нижнюю и без того яркую, тёмно-красную губу. Нет, здесь дело не только в волнении.

      – И вы все уходили, когда Оля с Лёшей пришли?

      – Да. Кроме Ильича, естественно. Мы ушли, а они остались.

      – Почему вы так рано ушли? Ведь обычно вы в мастерской сидели до девяти-десяти?

      – Бывало и позднее расходились.

      – Почему так рано разошлись в это раз?

      – Ильич попросил. Ему там одну штуку надо было доделать. Не хотел, чтобы мы ему мешали, всё равно в этом деле мы ему не помощники. Начали бы его от работы вопросами отвлекать. Наши модельки для него – так, ерунда. Он серьёзными вещами занимается.

      – Какими?

      – Двигателями автомобильными. Форсирует, чинит. Одним словом, придумывает.

      – Точно, – подала голос сестра Олеся. – Ильич гордость нашего района, Кулибин. В исполкоме помещение под мастерскую в подвале Дома Культуры выбил. Оборудовал всё сам, секцию моделирования открыл. Все довольны: и родители, и в школе. Ребята при деле, по улицам не шатаются.

      – Понятно, – поблагодарив Олесю, следователь задал наводящий вопрос её младшей сестре. – Мастер всех попросил уйти, а Олю и Лёшу оставил?

      – Нет. Лёша с нами ушёл. Оля осталась, потому что с ней мастер о её последней модели поговорить хотел. Ну мы, зная её дотошность, ждать не стали. Разговор не на пять минут.

      – И Лёша не стал ждать?

      – Нет, он там в скверике рядом с ДК лавочку нашёл. Остался.

      Картина того вечера в голове Флагманского постепенно начала проясняться. Получалось так, что последними, кто мог видеть Ольгу, были мастер Фёдор Ильич Собакин и её друг – Алексей Фомкин.

      Показания остальных молодых людей из компании моделистов любителей – Вали Гарбуз и Артём Феоктистов, ничего существенного к показаниям Кулдаковой не прибавили. При вопросах следователя они всё больше смущались, отвечали односложно: видно, им не по душе были расспросы Пал Палыча. А вот Фомкин рассказал следующее:

      – Я её долго ждал, минут сорок, точно.

      – И что, дождался?

      – Нет. – Лёша опустил голову. Флагманский чувствовал, что подросток что-то не договаривает. Рядом в комнате, где происходила беседа, сидели его родители, понятно, что он их стеснялся, но было ещё что-то такое, что мешало ему сказать всю правду сильнее, чем простое смущение.

      – Лёша, ты говори, говори. Следователю разобраться надо, – посоветовал сыну отец, тоже почувствовав, что Лёша недоговаривает.

      – Отец, что ты лезешь? – на высокой ноте заверещала мать Фомкина. – Не видишь, мальчику плохо. – В семье Фомкиных мать играла роль первой скрипки. Её муж не числился в каблуках, хотя и признавал в бытовых вопросах её безусловное лидерство. – А вы, товарищ следователь, не давите на ребёнка, ему и так плохо, девушку у него убили. Боюсь я за него.

      – Я не давлю, просто хочу установить точно, как всё было. Алексей, так ты больше не видел Олю?

      – Нет,