Я у мамы дурочка. Светлана Гершанова

– сразу все.

      Загорается прожектор, ярко-ярко. Наверно, издали мы тоже кажемся звездой…

      Светлое пятно ложится на воду, скользит вместе с сейнером, и я не свожу с него глаз. Я так хочу, чтобы лов был удачным – вопреки погоде, землетрясению, вопреки примете про женщину на корабле!

      Прожектор высвечивает в океане то что-то огромное и розовое.

      – Что это?

      – Медузы, – отвечает капитан.

      – А это?

      – Это горбуши.

      – Сайра, сайра! – хочу закричать я, но капитан спокойно проводит сейнер мимо одной стайки сайры, и второй, и третьей…

      – Как рыба? – спрашивает капитан у матроса.

      – Да вялая какая-то.

      И вдруг мы замедляем ход. А за бортом, оттуда ни возьмись, появляется всё больше и больше серебристых рыбок. Они снуют и, по-моему, только чудом не сталкиваются друг с другом!

      – Молодец, капитан! – кричит матрос у прожектора.

      – Включаем свет и постоим немного.

      Зажигаются лампы на штангах, похожих на вёсла, с двух сторон. Теперь сейнер похож на большую бабочку со светящимися крыльями.

      – Светлана, идите сюда!

      Поднимаюсь наверх и просто ахаю – сколько хватает глаз, весь океан вокруг иллюминирован, как на большом морском празднике! Это все сейнеры зажгли огни на штангах.

      Рыбы становится всё больше. Как глупые водяные бабочки, она собирается на наши огни! Вдруг жёлтые огни на штангах гаснут и загораются синие. И сайра словно обезумела – рыбки проносятся, как маленькие серебряные стрелки, выскакивают из воды, пролетают по поверхности и ныряют снова.

      Но вот фонари гаснут с одного борта, и рыба переходит под другие фонари, а у тёмного борта ставят ловушку. Её ставят очень тихо, без шума и разговоров, густую сеть на двух шестах. Устанавливают метрах в десяти-пятнадцати параллельно борту. И снова гасят фонари и зажигают со стороны ловушки.

      Несколько минут ожидания. От этого зрелища просто захватывает дух, и ты не ждёшь больше ничего, но вдруг синие фонари гаснут и загораются красные! И сразу слышится какой-то нарастающий шелест – это рыба поднимается к поверхности навстречу красному огню!

      И сразу вся команда начинает выбирать ловушку. Подтаскивают её нижний край ближе к борту и огромным сачком вычерпывают рыбу в ящики, быстро и весело.

      На Дону меня не брали на рыбалку, потому что я жалела рыбу, особенно мелкую. А тут – я болею за рыбаков, болею за них с той самой минуты, как ступила на борт сейнера!

      И сейчас, когда тяжёлый ковш поднимается из ловушки, такая радость в душе, такой восторг!

      – «Обаятельный», «Обаятельный», как дела? Я «Островок», – ожила рация в углу.

      Бросаюсь искать капитана.

      – Спасибо, иду. Сколько взяли рыбы? – спрашивает по пути у матроса.

      – Да центнеров восемнадцать-двадцать, хорошо взяли!

      У «Островка» рыбы нет.

      – Подходите сюда!

      Рация не умолкает ни на секунду. У меня захватывает дух от множества названий, от разных голосов – спокойных и неторопливых, быстрых и резких…

      – Смотрите, Светлана,