Перестроечная кувыркайка. Александр Петрович Пальчун

горшок во время шторма разбился, и когда ее со спутника по телевизору показывали. Фермером Леха стал, телят выращивает.

      – Он, наверное, вместе с Серегой, с брательником своим?

      – Э-э-э, нет! Серега с этим делом завязал. Серега в большие люди вышел – он теперь депутат от аграрной партии. Это тебе не коровам хвосты крутить! Спит целыми днями на сессии – сам два раза по телевизору видел.

      – А Танька его в садике так и работает?

      – А Танька теперь уже не его! Другого себе нашла – бросила Серегу. И садик бросила – надоело детишкам сопли вытирать. Валютчицей стала. Встретишь – не узнаешь! Вся в коже, шапка-кубанка, сапоги-ботфорты, только сабли не хватает! В руке пачка долларов толще кирпича – резинкой перетянута.

      – Вот так чудеса! Вот так удивил! А Витька-то хоть в секту свою ходит?

      – Не совсем. Порвал он с сектантами по идейным соображениям. На православного батюшку выучился, приход получил. Теперь в строительной каске бегает – церковь восстанавливает.

      – Фу ты! Хоть один не перекрасился. Вера у них одинаковая – пусть строит. Работа нелегкая. А помнишь Толяна «наша служба и опасна и трудна»? Ему до пенсии как медному котелку тарахтеть…

      – Куда там! Оттарахтел. Два года дали. Отсидел уже. За что – не признается. Теперь охранником работает. Шея толще головы. Говорит, а сам постоянно жует. Что можно жевать в наше время?

      – Что творится, что творится! А Славик-то хоть хирургом работает? Золотые руки у парня.

      – Вот Славик – да! Только руки и спасают. Ловко ими так наперстки на вокзале гоняет. Не уследишь, каким шарик накрывает. Что правда, то правда – золотые руки. Теперь ни ночных дежурств, ни операций. Тяжелее наперстка ничего не поднимает.

      Несиделов поинтересовался:

      – А сам-то ты как?

      – Да так себе – средненько. Здоровьице пошаливает. Иногда подумываю, не уехать ли в Германию? Там медицина на европейском уровне, не то, что у нас. Я ведь, между нами, по национальности немец.

      – Ты?! Немец?! Да какой же ты немец? Я ведь рожу твою рязанскую с детства знаю, и родителей твоих знаю. Да ты и по-немецки в школе ни бум-бум!

      – Вот в том-то и беда, – вздохнул Фрункис. – Знал бы язык, легче на историческую родину возвращаться. Может, ко мне поедем? На службу заглянем на минутку. Я тебя с моим начальником познакомлю – с капитаном Лапохватом.

      – Рад бы, да не могу – дела, – поспешно отказался Несиделов.

      – В любое время заходи к нам в участок. Это рядом с Калякинской.

      Хорошо, забегу как-нибудь.

      Фрункис заторопился на выход:

      – Извини, моя остановка. До свидания. Как это по-немецки? О, вспомнил – ауфидерзейн!

      На капитана Лапохвата свалилось неожиданное счастье. Оно вбежало в кабинет в облике Фрункиса.

      – Разорвал граблями, чертов пенсионер! – с порога возмутился лейтенант. Сняв пиджак, он прикидывал, как устранить понесенный урон.

      – Ты что, в костюме на даче был? – удивился Никодим Иванович.

      – Какой там! В трамвае!

      К удивлению Лапохвата, Фрункис печалился недолго. Ему не терпелось поделиться новостью.

      – Знаешь,