Осколки. Елена Николаевна Малозёмова

Да, она стала известным и уважаемым в городе санитарным врачом, но замашки у неё остались те же – крестьянские-крестьянские. Готовила она вкусно, накладывала в тарелку всегда и всего много, но как попало. Хлеб резала огромными ломтями и хорошо, если куски попадали в хлебницу. Папа же, из московской интеллигентской семьи, всё делал красиво и эстетично. Но готовить он не умел. Совсем. Даже готовая к самым неумелым мужским рукам магазинная котлета получалась у него похожей на подошву.

      Вот и сейчас он постелил красивую салфетку, ножик справа, вилка слева, а на тарелке живописно располагались котлета, порезанный огурчик, горошек и, как заключительный аккорд, он торжественно набросил на котлету веточку укропа. «Давай, ешь!» Я кивнула и, не отрываясь от книги сжевала котлету. Но в этот раз ни красоты, ни вкуса я не заметила…

      У подножия высокой сосны лежал скелет человека. Вьющиеся травы оплели его густой сетью, сдвинув с места некоторые мелкие кости. Кое-где на нем сохранились остатки истлевшей одежды. Я уверен, что не было среди нас ни одного человека, у которого не пробежал бы по коже мороз…

      – Ты в школу не опоздаешь?

      – Да-да… Школа… – я встала и, не отрываясь от книги, прошла в свою комнату, закрыв за собой дверь. И поднялась со стула только тогда, когда прочитала:

      До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега, и я вскакиваю с постели, когда мне чудится хриплый голос Капитана Флинта:

      – Пиастры! Пиастры! Пиастры!

      Так что, в школу я так и не попала. Какая тут школа? Пиастры! Пиастры! Пиастры!

      9. Рубль

      – Оля-я-я! О-о-оль! – я задрала голову и вглядывалась в окна на четвёртом этаже. Из кухонного окна выглянула старшая Олькина сестра Лариска.

      – Чего тебе, горе моё? Куда сестру мою уводишь?

      – Ну, позови, чего ты? Меня мама в «Кулинарию» послала, за тестом.

      – Самим, самим надо тесто делать, а не по магазинам шляться! Ишь, белоручки!

      Лариска была старше нас всего на полтора года, но в её табели о рангах мы занимали место где-то между котятами и лягушатами. Лишь годам к восемнадцати она разглядела в нас людей.

      – Иду! – высунулась на балкон Олька, завязывая конский хвост. – Не слушай ты её!

      Я быстро выскочила из Ларискиного поля зрения и села в теньке дожидаться Ольку.

      Июль. Жара. Самый полдень. Надо быстренько смотаться в «Кулинарию» на Шевченко, и будут нам через час самые разные пирожки с пылу, с жару.

      Я вышла навстречу Ольке и мы опять оказались в поле зрения Лариски.

      – Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой кочегары! – неслось нам вслед. Иногда мы обзывались ею санитарами, в другой раз комиссарами. Смотря, какое настроение будет у Лариски. Я оглянулась огрызнуться, но Олька уволокла меня за угол: мол, нашла, с кем связываться! Заклюёт!

      – Куда идём-то?

      Я открыла кошелёк, в котором сиротливо, но гордо лежал рубль.

      – Тесто стоит девяносто копеек, десять копеек остаётся. Пойдём через Никольский, купим семечек.

      И