Банкир. Дик Фрэнсис

не сделаете?

      Он мельком глянул на меня поверх бокала и ответил:

      – Все на один раз.

      Все. Он и раньше сказал: «Все на банкира…» Я никогда бы не подумал, что он имеет в виду буквально «все»; но что же еще могло вызвать такую физиологическую реакцию?

      Тут в комнату гурьбой ввалились все остальные, от радости не чуя под собой ног. Все без исключения ставили на Сэнд-Кастла, спасибо Дисдэйлу. Даже Кальдер Джексон, прижатый к стенке Беттиной, признался, что сделал «маленький вклад в тотализатор; обычно он этого не делает, но ради такого случая…». И если бы он проиграл, подумал я, он бы не признался.

      К Дисдэйлу, который только что был близок к обмороку, вернулась неиссякаемая энергия, его пухлые щеки вновь окрасились лихорадочным румянцем. Никто, казалось, не заметил, что у него чуть не случился разрыв сердца, и меньше всех – его жена, которая мило флиртовала с целителем, не получая, впрочем, достойного отклика. Вновь и вновь наполнялись бокалы, вино легко текло в горло, и уже не оставалось сомнений, что этот день для всей теперь перемешавшейся компании прошел с незабываемым успехом.

      Немного погодя Генри предложил повести Джудит к паддоку. Гордон, к моему облегчению, пригласил Лорну, и я остался наедине с таинственной леди, Пен Уорнер, с которой я до сих пор обменялся только исполненными глубокого смысла словами: «Как поживаете?»

      – Не хотите ли спуститься? – спросил я.

      – Да, в самом деле. Но вам нет необходимости идти со мной, если вас это смущает.

      – Вы настолько небезопасны?

      Глаза ее вмиг распахнулись; она явно затруднялась с ответом.

      – Вы чертовски грубы, – сказала она наконец. – А Джудит говорила, что вы прелесть.

      Я пропустил ее мимо себя на площадку и улыбнулся, когда она вышла.

      – Я с удовольствием пойду с вами, – сказал я, – если, конечно, вас это не смущает.

      Она метнула на меня неприязненный взор, но, поскольку нам предстояло более или менее в едином строю преодолеть узкий коридор, предназначенный для людей, идущих в противоположном направлении, она мало что могла сказать, пока мы не управились с лифтами, эскалаторами и пешеходными туннелями и вынырнули на свет божий у самого паддока.

      Пен, по ее словам, первый раз была в Аскоте. Собственно, она вообще первый раз была на скачках.

      – И что вы об этом думаете?

      – Изумительно красиво. Изумительно смело. Совершенно бессмысленно.

      – Неужели в уродстве и трусости заключается здравый смысл?

      – Довольно часто в них заключается жизнь, – сказала она. – Разве вы не замечали?

      – Многие люди не могут быть счастливы, пока не испытают отчаяние.

      Она тихо засмеялась:

      – Они говорят, что трагедия возвышает.

      – Вот пусть они с ней и возвышаются, – сказал я. – А я лучше полежу на солнышке.

      Мы остановились на верхних ступенях посмотреть, как водят по кругу лошадей, и она рассказала мне, что живет в двух шагах от Джудит по той же улице, в доме,