Всё укроется снегом белым…. Светлана Гершанова

звук:

      – Не сердись, Витя, надо же отметить моё возвращение! Садись с нами! Вовка, достань стакан из серванта, да нет, чистый! Ну почему не будешь? Ты меня уважаешь? Мы же с тобой, как братья! Я понимаю, твоя теперь держит тебя в строгости. Не поддавайся, скрути её в бараний рог, или слабо? Я бы скрутил. Чтобы какая-то баба мешала жить мужику! Какая бы ни была!

      И всё это вперемешку с матом. Второй раз уже был один мат, я вздрагивала от грохота за стеной и боялась заснуть, чтобы Витя не проспал на работу. А там падали стулья, возникала громкая перебранка, но вскоре она кончалась ликующим:

      – Взяли, мужики! Поехали! – И опять они были дружные, согласные, радостные.

      Я лежала без сна и думала – они не должны из-за меня жить иначе. Я потерплю, это же временно! Сейчас спрячу голову под подушку…

      Уходили один за другим, топали в прихожей, гулко хлопала дверь за каждым в отдельности.

      Потом всё затихло, но я по-прежнему боялась заснуть, вдруг Витя не услышит будильник!

      Проснулась от грохота и крика за стеной. Витя убежал на работу, это я проспала после бессонной ночи. Кричала Валентина на Славку, Мария Николаевна на них обоих. Я думала, её нет со вчерашнего дня, дверь не открывалась и голоса не было слышно. А сейчас он звенел на самых высоких нотах:

      – Когда это кончится! Жизни нет никакой, сейчас же снова пойду в домоуправление, пусть выселят его к чёрту, забегаловку устроил для всей округи, и ты ему потакаешь!

      – Да я на дежурстве была, он всегда подгадывает, чтобы я не мешала, вся комната загажена, сам спит, как бревно! Вставай, пьянь проклятая! – И поток площадной брани.

      Мария Николаевна плюнула и ушла, должно быть, и вправду в домоуправление. Я вышла с чайником. Валя метнула на меня ненавидящий взгляд, будто я виновата в том, что Славка пьяный. И окурки по полу и в прихожей, и в кухне, не говоря о комнате, и Мария Николаевна плачется в домоуправлении, что квартира, как ночлежка, и все ей сочувствуют. А эта ходит тут в мягком халатике и тапочках.

      И как в подтверждение, она проговорила себе под нос:

      – Спит себе, не работает, не спешит никуда, а я с ночи, подежурь в больнице санитаркой, поубирай за всеми и вернись вот в такой дом. Конечно, прописки нет и не регистрированы живут, их дело. Но командовать в квартире не позволю никому!

      И через минуту:

      – Вставай, бревно проклятое, мне простыни постирать надо! Ну и лежи в своей блевотине, дрянь такая! Я с ночи пришла, и убираться здесь…

      Я не закатывала скандал, я же здесь человек случайный. Наскоро выпила чай и ушла на улицу.

      А там была, оказывается, весна. Огромный парк через дорогу и мои любимые берёзы, целый парк берёз! Листьев нет ещё, какая-то зелёная дымка витает в кронах. Ничего, всё пройдёт, это же временно. А берёзы останутся, и Витя останется, ничего страшного, переживём!

      Когда вернулась, квартира была полна пара, и лампочка в прихожей мерцала, как в тумане. Всё было завешано застиранными серыми простынями, на плите в баке варилось бельё.

      В кухню невозможно было зайти, какой там обед!

      Позвонил Витя, и я, стоя на одной ноге, говорила ему спокойным голосом:

      – Всё