Русалии. Ирина Яш

говорят, с сорокового дня легче сердцу делается! – она перекрестилась, потом посмотрела на часы, – Павлик, может, угостишь Анечку мороженым? Время ещё есть, и я хочу пробежать здесь по магазинам – духи, помадку новую куплю…

      Макс посмотрел на сестрёнку, та плакать перестала, улыбнулась, обняла его за шею. Он рассмеялся и повёл её за руку к ближайшему кафе.

      …Обычным серым утром, Макс поднялся на рассвете, убедился, что Лёня спит, оделся, взял корзинку и вышел через заднюю калитку со двора. На лесной тропинке он без разбора срывал все попадающиеся грибы – сыроежки, подберёзовики, лисички, маслята… Через полчаса корзина была с горкой.

      Макс шёл на звук пилы. Он выбрался на светлую полянку, остановился. Влад Покровский распиливал лежащую во мху берёзу на ровные одинаковые полешки. Напилил, заглушил двигатель, вытер пот со лба. Макс откашлялся. Влад резко обернулся:

      – Пашка! Фу, чёрт, напугал! Ты что здесь делаешь?

      Макс чуть приподнял корзинку:

      – Грибы собираю.

      Покровский фыркнул:

      – Ну, и швали же ты наломал! В бор надо, говорят – белый пошёл.

      – Да, я слышал… Я давно хочу с тобой поговорить, Владик.

      – Как ты узнал, что я буду тут?

      – Илья вчера сказал.

      – Вот трепло! – усмехнулся Влад, – Я, видишь, берёзку на угли завалил… Приходи вечером, посидим, выпьем! Вам со Снежкой, так и быть, мяса нажарю, себе овощей, тех, помнишь? Ты их любишь. Приходи, Павлик!

      – Владик, я нашёл Юлины дневники.

      Влад улыбаться перестал, сильно побледнел. Они долго молчали, потом Влад, наконец, заговорил:

      – Старик, мне очень жаль, но она была со мной раньше. Это только её решение – выйти за тебя. Если веришь словам – я много раз пытался выпутаться из этого, прекратить, но она ни в какую…

      Макс выбил ему передние зубы, сломал два ребра, вырвал руку из сустава и, хорошо понимая, что это не по-мужски, несколько раз со всей силы пнул армейским ботинком уже поверженного противника в пах.

      Покровский был одного роста с Максом, той же силы, в юности они вместе занимались борьбой, но в груди у Макса горела такая злоба и ненависть к этому биологическому отцу его, Макса, сына, сына оставшегося единственным якорем в этом океане одиночества, что он справился с Владом просто играючи, тот ни на один удар не сумел ответить.

      Влад почти месяц провёл в больнице, следователю он сказал, что в лесу распиливал упавшее во время грозы дерево, с целью заготовки дров, на него напали сзади, он не видел, ни кто это был, ни сколько было нападавших, его избили, вытащили из кармана рабочей куртки кошелёк и сняли с руки часы.

      – Наркоманы, наверное, – пожал плечами следователь, мысленно уже закрывая дело.

      С тех пор Макс с Владом не перекинулись ни единым словом, лишь изредка, на людях, обмениваясь кивком головы. Деревенские такой разрыв многолетней дружбы объясняли депрессией, в которую, по их мнению, совершенно законно, впал Макс, после потери молодой любимой жены.

      Сам Макс о жене не думал и не вспоминал,