Слуга великого князя. Сергей Чечнёв

лестницы, надо только выглянуть за угол бревенчатой кладки. Никита на минуту замер. Двор действительно был уже близко. Морозный воздух становился все злее, забирался за ворот, пробирал до костей. Никита то и дело ёжился. Со двора отблеском, неясной полоской пробивался лунный свет. Никита попытался было выглянуть, но не решился, снова прислонился к стене и замер. Голоса смолкли. Через мгновение со двора донесся хруст снега, ровный, словно под ногами. «Расходятся, – решил Никита. – только вот кто же из них вернется в дом?» Он стал прислушиваться. Лестница внизу чуть слышно заскрипела. Шаги были легкие, быстрые. Никита весь превратился в слух. С лестницы донеслось легкое шуршанье, будто кто-то стал тереть лестницу в такт шагам льняной рогожкой. Женское платье! Так значит, в дом возвращается женщина, а мужчина уходит. Кто же это? Кто устраивает под носом у боярина тайные свидания? Неужели?…

      Но Никита не успел толком встрепенуться от этой мысли, как другая перебила её в тот же миг: Да ведь она меня заметит! Не раздумывая, не заботясь о тишине шагов, Никита отпрянул от стены и рванулся вверх. Только бы успеть – на площадку, через дверь, в сени, в свою клеть… Но тут, сквозь учащенное дыхание, сквозь стучащее в висках биение сердца, он услышал истошный крик. Оттуда, с лестницы, ведущей на двор. Крик раненой птицы, крик отчаяния и ужаса, от которого стыла кровь в жилах, крик, который заставил его замереть на месте, а в следующее мгновение броситься назад. Туда, откуда пронзало ночь жуткое стенание.

      Глава 7

      14 февраля 1446 г.

      Село Ховринка близ Радонежа

      Его взору предстала ужасная картина. В холодном лунном свете на снегу, почти у самой двери лежал окровавленный человек. Его лицо, растрепанный кафтан, руки – всё было забрызгано кровью. Он жадно хватал ртом морозный воздух, сглатывая маленькие густые облачка пара, едва успевавшие образоваться на выдохе. Рядом с ним на коленях стояла девушка. Лунный отблеск отчетливо высветил её лицо – Любава! Господи, что же это?! Из её глаз, застывших в судороге ужаса и отчаяния, катились слезы. Руки, все в крови, судорожно сжимали правый бок того, кто лежал на снегу, то и дело отрываясь, чтобы коснуться его лица, снова сжимая бок – отчаянно, исступленно, не в силах справиться с брызжущей кровью, которая бурыми пятнышками усеяла подол и пояс её платья. Никита заметил лужу под лежащим телом – темно-красное пятно росло на глазах. Любава сбивчиво полушептала-полукричала, пытаясь погладить лицо мужчины, нежно, осторожно: «Завидушка, любимый, потерпи! Кто-нибудь, помогите! Ну, помогите же! Завидушка, свет мой ясный, не уходи! Потерпи еще чуть-чуть!..»

      Завид! Никита не мог рассмотреть его лица, но узнал кафтан. Это он нагнал их тогда в Троице. Он просил отдать добром. Выходит, просил отдать Любаву. А боярин говорил – бери лихом, а там Бог рассудит. Неужели, рассудил?.. Никита бросился к Завиду и Любаве. Грудь сдавило от ужаса и беспомощности. Глаза жадно