Не ставший героем. Михаил Шрай

ходить по кухне взад-вперёд. Как делал бы лесной зверь, запертый в клетке. Два шага в одну сторону, два шага в другую. Между словами он ставил паузы лишь под глотком. Назад пути не было, ведь в нём уже пришёл в действие механизм ярости, и с каждым словом разогревался только сильнее. Пиво не было способно его охладить.

      – Да любой на твоём месте ноги бы мне целовал за всё то, что я тебе предоставляю! Ты знаешь, сколько стоит одна игуана, никчёмный кусок неблагодарного мяса!? Ты не знаешь, сколько стоит игуана! Ведь ты ни дня своей жизни не работал, а только сидел на шее мамочки с папочкой, которые тебя ни во что не ставят! «Я хотю знать о семье у-тю-тю. Я соскучился по людям, которые об меня вытирают ноги». Ах, вот значит как! Ты это любишь, да? Может, и мне повытирать об тебя свои ноги, и тогда ты и ко мне начнёшь испытывать привязанность, а!? Может, мне стоит? Да, уверен ты тут же проникнешься ко мне любовью и уважением! Ты достоин своей убогой семьи! Ты достоин только унижения! Такой язык ты понимаешь, верно!? Я дам тебе такой язык. Ты ведь только об этом целыми днями и думаешь, фантазируешь денно и нощно! «Ох, вы хотите меня изнасиловать, Мистер Икс? Ой, я этого так сильно боюсь, что напоминаю вам при каждой же возможности, что уже столько времени я перед вами пресмыкаюсь, а вы всё никак не догадаетесь этим воспользоваться!» – он ставит бутылку на стол, чуть не разбив её от удара, и идёт стремительными шагами к спальне.

      Здесь он яростно вскрикивает ещё раз, возвращается за бутылкой, и уже после дверь в спальню с грохотом захлопывается. В доме становится тихо. Но в спальне, за закрытой дверью, поглощающий этот звук, Костя кричит на стены, не вдыхая больше минуты. Его крик разрывается сплошным потоком, пульсируя в теле.

      – Ты мог бы быть счастлив со мной! Мы могли бы быть счастливы! – кричит он и снова срывается на монотонный гласный.

      Истерика, захватившая его, туманит опьянённый рассудок, а крик всё вырывается и вырывается наружу, но никак не иссякнет. Костя хватает подушку и швыряет её в угол, сбрасывает с кровати тяжёлый плед, одеяло.

      – Ты заставляешь меня быть тем, кем я не хочу быть! – поднимая подушку, он швырял её снова, смахивая лампу и книгу с тумбочки, – Ты не понимаешь, что я не насильник! Я мог бы быть нормальным человеком! Я мог бы никого не убивать! Ты понимаешь это или нет, чёрт подери!?

      За стенами дома остаётся безмятежная лесная тишина. Только если специально вглядываться в окно одного из домов, глаз привлечёт движение. Парень беззвучно сменяет на лице самые мучительные эмоции, разбрасывает по комнате вещи. Но снаружи не слышно ни звука, и никто не узнает, какая катастрофа разворачивается в спальне прямо сейчас.

      «Любимая мама, я знаю, что скорее всего я сейчас мёртв. Мне очень жаль, что тебе приходится читать эти слова вот так. Любимый папа, Вова, надеюсь вы сможете принять то, что я справился с ним в одиночку. Я очень сильно вас люблю. Мне правда очень очень жаль, что я не смог вернуться домой. Я хочу, чтобы вы знали, что есть только один единственный