Прощай, молодость. Ирина Ракша

ли о ней актёры? Или слыхом не слыхивали? А ведь Станиславский и труппа дружили с ней, сердечно встречались и в Европе, когда она была уже в эмиграции…)

      А вот что писал о ней знаменитый Александр Бенуа – автор либретто «Петрушки» Стравинского (это лишь отрывок): «Идея этого номера (имеется в виду «Ухарь-купец») пришла мне в голову, когда я услышал популярную песенку Надежды Плевицкой, которая… в те дни приводила в восторг всех – от монарха до последнего его подданного – своей типично русской красотой и яркостью таланта…» Популярнейший критик А. Кугель, постоянно следивший за ростом её дарования, писал: «Она стояла на огромной эстраде, близко от меня… в белом платье, облегавшем стройную фигуру, с начёсанными вокруг всей головы густыми чёрными волосами, блестящими глазами, красивым ртом, широкими скулами и круто вздёрнутыми ноздрями… Она пела… не знаю, может быть, и не пела, а сказывала.

      Глаза меняли выражение, движения рта и ноздрей были – что раскрытая книга… Говор Плевицкой – самый чистый, самый звонкий, самый очаровательный русский говор… У неё странный оригинальный жест, какого ни у кого не увидишь: она заламывает пальцы, сцепивши кисти рук, и пальцы эти живут, говорят, страдают, шутят, смеются…»

      Великий скульптор Конёнков в Америке, в эмиграции, создал её великолепный поясной портрет (ныне находящийся в Москве, в музее Конёнкова на Тверской), где эти пальцы, как и прежде, «живут, страдают, смеются». Тогда в Америке, приехав к Конёнкову в мастерскую и внимательно осмотрев скульптуру, Рахманинов с восторгом сказал: «Лучше ручку сделать было нельзя».

      Да, её любили. Царский двор и простолюдины с окраин, селяне и круг высшей дворянской и военной знати: Шуваловы, Бенкендорфы, Трубецкие, Морозовы. «Однажды на вечере у Половцева в присутствии Великих князей я не удержалась и на исходе вечера чуть прошлась в пляске под песни приглашённых цыган, – писала Плевицкая. – Через несколько дней на одном из вечеров у Великой княгини Марии Павловны князь Ю. И. Трубецкой, покидая по делам дворец до конца моего концерта, взял меня за руку, как маленького ребёнка, подвёл к своей жене княгине Марии Александровне и сказал: «Мэри, я ухожу и оставляю её на твоё попечение. Смотри за ней, чтобы она опять каких-нибудь глупостей не наделала». Глупостью, по его мнению, была моя цыганская пляска. Он справедливо полагал, что народная певица не должна носиться в цыганщине… А стоило мне, бывало, прихворнуть, как друзья спешили ко мне со своими услугами. Квартира наполнялась цветами. Даже и хворать тогда было приятно».

      Стала она и драматической актрисой раннего немого кинематографа. О её съёмках в главных ролях фильмов «Власть тьмы» (по Островскому), «Крик жизни», которые частично проходили в её усадьбе Винниково, интересно пишет режиссёр В. Гардин. «Как трепетны эти жемчужины немого кино! Как непостижимо видеть на фоне курского села живую Надежду Васильевну – статную, улыбчивую, пластичную.

      У дома на террасе или в посаженной