Набег язычества на рубеже веков. С. Б. Бураго

тоталитарного общества. Оно, не смотря на всю свою видимую мощь и слаженность, неизбежно разрушается в самой своей сердцевине именно по причине изначальной и принципиальной своей неестественности, то есть из-за своего волюнтаристского и самонадеянного противостояния всеобщему принципу мироустройства.

      Так, собственно, и уничтожились как бы сами собой мировые империи; варвары, как и любая внешняя сила, могли лишь завершить этот внутренний процесс «полураспада». Идея самодельной государственности осуществима лишь на время. Человек же, в силу своей естественной едино сущностности миру, так же бесконечен, как и сам мир, частью которого он является. Потому сведение бесконечного (человеческой сущности) к конечному (раз и навсегда организованному социуму) возможно исключительно через насилие. Исторический опыт язычества должен ведь чему-то нас научить. Наши новоявленные язычники постоянно в своем «Свароге», «шануючи світлий розум» сошедшего с ума Ницше⁹ и предостерегая против «загальної зомбізацїї людей напередодні святкування 2-тисячоліття «народження Христоса»¹⁰, все же по-своему последовательны и откровенны, когда противопоставляют государственность самой сущности христианства: «Але немає жодної «християнської держави, – пишет некто «проповедник Світояр», – яка б жила за законами Ісуса Христоса або заповідями Нового заповіту. Ці уряди добре розуміють, що така держава дуже швидко припинила б свое існування»¹¹. Конечно же, он уверен, что это удар по христианству. Для него непреложна «языческая идея абсолютного государства» и «принципы цезарепапизма, заимствованные нами у греков и уже погубившие Византию» (Вл. Соловьев)¹². Здесь все откровенно, понятно и мерзко.

      Иное дело тайное язычество «национал-православия», поставившее своей задачей «возрождение (опять «возрождение»! – С.Б.) Православной российской державы, наследующей дореволюционной Российской империи (вплоть до восстановления монархии). Такое возрождение, – констатирует Д. Лекторский, – предполагает активное противостояние всем «западным ценностям», которые рассматриваются как чуждые духовным и социальным основам «русского бытия»¹³. Это самое «национал-православие», с соответствующим уточнением слова «национал», весьма широко распространилось во всем восточнославянском мире. Опять же «возрождается духовность» в виде попранных при Советской власти народных традиций и верований, на сей раз как бы соотносящихся с христианством.

      Но на самом деле это – закамуфлированное под христианство язычество: все тот же приоритет национальных ценностей, вся та же идея самодельной государственности. Все то же отсутствие за всем этим живого человека как безусловной ценности нашего мира. Да, по сути, и отсутствие ценностной характеристики самого окружающего нас мира, который как-то сузился до корпоративных интересов людей, способных идентифицировать себя с миром в диапазоне от рода и клана до нации.

      В