Московские заметки. Анна Романова

Бендер, и, когда вру, на лице зажигается ярко-красный прожектор.

      – Я патологоанатом! – выпалила я чистосердечно. Ждала нового потока слез, «аханья» и «фуканья».

      Но этого не случилось. Она громко высморкала маленький носик в бумажный платок, достала зеркальце и принялась со спокойным видом вытирать потеки туши и при этом заинтересованно поглядывать на меня, как на новый экземпляр в зоопарке.

      – Патологоанатом, который боится трупов… Интересненько как, Люсе расскажу! И выглядите, я бы сказала, так прилично, с прической даже. Никогда бы не подумала, что в вашей профессии есть такие. А как вы еду готовите? Сами? Вас не тошнит? А дети у вас есть? – у приободрившейся девушки оказалось очень много вопросов.  Видимо, трупов она перестала бояться.

      После таких вопросов всегда чувствую себя неловко. Как будто занимаюсь чем-то стыдным, например, ворую абрикосы на рынке, причем с рождения. Начинаю свое долгое объяснение, что делает врач-патологоанатом и что я очень полезный человечеству субъект. Мне даже грамоты на работе дают, только вы не знаете.

      – Да, я живая! Так же, как и вы, боюсь трупов, страшилок на ночь, сглаза, тараканов и крыс. Я люблю жизнь. Знаете, я рисую акварелью. Обожаю путешествия. Я видела много стран, летала на самолётике над линиями Наска и чуть не померла от страха. Собираю старые керосиновые лампы. А ещё люблю сына и ванильное мороженое со свежей малиной!

      Очень хотелось рассказать человеку, что трупы в моей интереснейшей жизни вообще не главное!

      Но девушки рядом не оказалось, она уже резво перепрыгивала ступеньки поднимающегося эскалатора, повернулась и с улыбкой помахала мне на прощание. В это утро Москва сделала ее еще сильнее.

      Я продолжила свой путь. Миссия по спасению была выполнена и случилась еще одна интересная встреча. Сегодня Москва сделала сильнее и меня, показала, как с легкостью можно забывать страхи.

      Дачница

      В Москве разрешено многое и многим. Я не про депутатов, толстосумов или медийных личностей, а про нас, обычных людей. Неординарных в своей ординарности. Только здесь встречаю чудаковатых прохожих. На минуту представляю, что бы было, если бы такой человек жил в Надыме: эффект разорвавшейся бомбы, подрыв всех социальных и партийных устоев! Его протащили бы по всем соцсетям, ославили на работе и вызвали в профсоюз или к участковому для беседы. С бунтарем провели бы все видимые и невидимые профилактические работы и вернули в лоно ординарности. Вот разрешено в Надыме до белочки пить – Север как-никак, стресс, а другим быть – нельзя.