Крымский щит. Юрий Иваниченко

наша ненависть умножилась…

      Третье чувство

      – Не понимаю, – пожаловался Беседин. – У неё что, на лбу написано?

      Проблема была вот в чём. За последнюю неделю «провалился» второй связник, причём связник издалека, из самого Симферополя, и с совершенно надёжными, мало что проверенными, так и настоящими, выданными самой симферопольской комендатурой, документами. И это была женщина уже достаточно опытная, которая прежде пять раз приходила в отряд, приносила разведданные и даже бланки немецких и румынских документов, благополучно уведённые подпольщиками прямо из соответствующих учреждений, и благополучно возвращалась в город.

      И с ней самой тоже вроде никаких проблем не наблюдалось: этническая эстонка, обрусевшая в Крыму, она тем не менее и по своему типу, – голубоглазая костистая блондинка, и по фамилии, и по приличному владению немецким (с «забавным», по выражению её непосредственного начальника, техник-лейтенанта Вернера, акцентом), она не вызывала никаких подозрений.

      Вполне прилична была и её легенда: она регулярно навещала стариков-родителей на хуторе, когда-то входившем в состав эстонского колхоза, о чём имелся соответствующий документ, регулярно обновляемый самим лейтенантом Вернером, куратором городской коммунальной службы. И в самом деле навещала, а потом, как стемнеет, перебиралась в отряд, а назавтра выходила на шоссе, минуя пару полицейских и жандармских постов, и там её охотно подвозили попутные машины. И вдруг – провал…

      Причём был ещё один момент. Провалы случались и прежде: бывало к документам обоснованно придерутся, или вдруг найдут плохо припрятанную «передачку» для подпольщиков – если из отряда, или для партизан, если от городских подпольщиков или соседнего отряда. Пару раз было, что просто у связника не выдерживали нервы, и дело оборачивалось пулей вдогон. Предыдущий случай был как раз шесть дней тому; что именно происходило, точно узнать не удалось, но произошла стрельба, на том месте позже нашли несколько гильз и пятно крови, а свои люди из ближнего села рассказали, что татарский патруль – их там было аж пятеро, – привез окровавленное тело какого-то бородатого старика, а потом прикатили на мотоцикле немецкие жандармы и после переговоров поехали все вместе куда-то прочь.

      Связником как раз был бородатый старик, набожный пасечник и травник, но бывший конармеец, которому за героическое прошлое и безвредность многое прощала советская власть, а власть оккупационная об этом прошлом и не знала.

      Когда Кристина, передав все, что нужно, – а в числе этого были не только новые пропуска и пароли, но и бесценная батарейка для рации, – отправилась в город, Тарас Иванович, повинуясь не согласующейся с диалектическим материализмом, но надёжной интуиции, послал «присмотреть» за ней, пока это будет возможно.

      К сожалению, интуиция не подсказала послать за связной достаточно сильную боевую группу, направили всего лишь двоих глазастых разведчиков, чтобы посмотреть издалека (ближе чем на сто шагов было не подойти – место открытое), как Кристина минует пост и направится к шоссе.