Богиня. Дара Преображенская

аппетитные бурые финики большой горкой. Я обняла свою младшую сестру и поцеловала её.

      – О, Лейла! Моя дорогая Лейла. Спасибо тебе. Аллах да вознаградит тебя за твою доброту и сострадание. Я действительно очень хочу есть.

      Я огляделась по сторонам, потому что мне показалось в этот момент, что в доме на нижнем этаже послышался шорох.

      – Иди, Лейла, иначе нас могут застать здесь, и потом беды не оберёшься.

      Она шмыгнула в дверь, откуда исходила тонкая полоска света. В доме давно были разожжены свечи и масляные лампады. Когда на дворе совсем стемнело, и на небе показались первые звёзды, ключ в моей комнате повернулся, и я увидела нашу служанку Секхет. В её правой руке был тяжёлый мешок, она едва волочила его по полу. Я вспомнила, что у Секхет были запасные ключи от комнаты для молитв.

      – Секхет?

      Она молча прошла внутрь комнаты и вывернула мешок. С грохотом на пол упали большие камни.

      – Что это, Секхет?

      – Госпожа Амина приказала Вам стоять на камнях.

      – О….

      Мне было нечем ответить ей. Я уловила сочувствующий взгляд Секхет.

      Мне было больно, очень больно когда Мадина-апа заставила меня встать на колени на эти острые булыжники.

      Секхет потрепала меня по волосам.

      – Госпожа Амина очень добрая, просто сегодня приходила Ваша наставница Мадина-апа….и госпожа Джелиль делает это в воспитательных целях.

      – Я знаю, Секхет, я знаю, – сказала я.

      Я встала на колени, несмотря на испытываемую мною боль.

      Когда Секхет ушла, я всё ещё стояла на коленях. Слёзы текли из моих глаз, как два горных ручья, но я никому не хотела показать их.

      «Почему я не такая же, как Лейла, – подумала я, – тогда моя мама гордилась бы мной, и я не навлекла бы на себя злость Мадины-апы».

      Однако уже тогда, будучи ребёнком в глубине своей незрелой души я понимала, что нельзя покоряться, если кто-то унижает тебя. В моей душе рос протест – протест устоявшимся правилам и обычаям, унижающим женщину.

      Правда, что я могла сделать тогда – несмышлёная девочка, ищущая Истину, или, по крайней мере, пытающаяся её найти?

      К тот день и в ту ночь я не притронулась к еде. Лишь под утро я поела немного фиников и выпила чаю, уже остывшего к этому часу.

      Я слышала, как в мечети муэдзин созывал людей на утренний намаз.

      Я слышала их сонные голоса, улицы Бухары постепенно оживали, словно, муравейник, кем-то растревоженный.

      К обеду в комнату вновь вошла Секхет. На ней было розовое платье и такие же розовые шаровары. Секхет была уже немолодой женщиной, о её судьбе я ничего не знала, знала только, что она всегда сочувствовала мне и со многим не соглашалась, что происходило вокруг неё, но предпочитала молчать и не высказывать своего мнения вслух. Так было спокойнее. Так, во всяком случае, ты мог дожить до преклонных лет в спокойствии.

      Она нашла меня за уплетанием фиников, и я заметила лёгкую улыбку на её смуглом лице.

      – Секхет?

      Я поспешила дожевать