Две жизни Пинхаса Рутенберга. Пётр Азарэль

подталкивали тебя донести на своих коллег.

      – Что-то в этом роде. Я ответил им, что давно с ними не общался и ничего не знаю. А они мне: это немыслимо, ведь Вы сталкиваетесь за границей и в России с множеством людей, докажите Вашу искренность. И просят меня рассказать, что я делал в Европе и с кем встречался.

      Гапон ещё раз испытующе посмотрел на Рутенберга, и тот почувствовал, что наступает, наконец, тот переломный момент, к которому шёл его собеседник.

      – Ты понимаешь, надо шире смотреть на вещи, – вдруг сказал Гапон. – Надо дело делать. Народовольцы тоже там служили. Лес рубят – щепки летят. Если кто и пострадает, это пустяки.

      Рутенбергу теперь всё стало ясно. «Он предатель, – осенило его. – Жаль, что не могу выразить ему сейчас, что я об этом думаю. Игру нужно продолжить».

      – Возможно, Георгий. Никогда об этом не думал.

      – А ты подумай. Это даёт огромные преимущества. Наше положение таково, что мы обязаны использовать их предложение. Я вот раньше был против террора. Теперь я за то, что Витте и Дурново надо отомстить.

      – Видишь, и до тебя дошло, Георгий Аполлонович. А о ком они тебя спрашивали?

      – О Бабушке и Чернове. Сказал, что знаю их, но мне нечего о них рассказать.

      – А ещё о ком?

      – О тебе.

      Гапон нервно ходил по комнате, поглядывая на сидящего за столом друга.

      – Что же спрашивали?

      – Понимаешь, за Нарвской заставой тебя все знают. Кто-нибудь из рабочих тебя и выдал. Между ними ведь много провокаторов.

      – Так что они сказали?

      – Сказали, что знают, ты занимался боевыми дружинами. Да изловить не могут, дважды арестовывали, но нет достаточно улик. О наших отношениях спросили.

      – И что ты ответил?

      – Что ты мой первый друг. Тебя уважают, говорят, ты серьёзный человек.

      – Про кого ещё спрашивали?

      – Про Павла Ивановича и Ивана Николаевича ничего не спрашивали, – будто спохватился Гапон.

      Павел Иванович была подпольная кличка Савинкова, а Иван Николаевич – кличка Азефа. Это хорошо знал Рутенберг. Теперь он был уверен, что и про них Гапон тоже рассказал всё, что мог. Он не сомневался, что тот сообщил Рачковскому немало секретных сведений о партиях и их руководстве.

      – Когда я им ответил, что мы с тобой в близких отношениях, они мне говорят: «Вы бы нам его соблазнили», – ухмыльнулся Гапон. – Про Боевую организацию расспрашивали. Сказал, что ничего не знаю. И тут им говорю, что для этого большие деньги нужны, не меньше ста тысяч.

      – Они купились на это? – продолжая игру, спросил Рутенберг.

      – Даже торговаться не стали, – заверил его Георгий. – Сразу согласились. Тогда я ставлю свои условия и заявляю, чтоб делали то, что я скажу. Обещали тебя не арестовывать. Поэтому ты, Мартын, можешь возвращаться в Петербург.

      Рутенбергу стало ясно, что его друг взял на себя поручение узнать о подготовке покушений на царя, Витте и Дурново. «Для этого ему нужно «соблазнить» меня к сотрудничеству с охранкой: батюшка уверен, что я – член