Un'estranea/Чужая. Н. Ланг

светом, царило утончённое барокко. Интерьер соответствовал представлениям о венецианском стиле в декоре. Полы из мрамора начищены до блеска. Свет переливался в хрустальных гранях люстры. Идеально ровный деревянный потолок украшала старинная лепнина. Можно было с лёгкостью представить, что когда-то давно предки устраивали здесь светские рауты. Серебро сочеталось с насыщенным малиновым, много глянцевых и зеркальных поверхностей. Имелись и примечательные детали – камин и лестница-обманка, ведущая в никуда. Золотые тона в оформлении мебели переплетались с малиновыми в отделке стен, которые украшали фрески. Это были реплики картин знаменитых художников эпохи Возрождения. Они вызвали вздох восхищения у Маши. Рядом с массивным камином, из французского мрамора удобно расположили диван с каретной стяжкой. На каминной полке стояли часы, напоминавшие о скоротечности времени, и семейные портреты в серебряных рамках. Огонь всегда успокаивал Беатриче Спинелли. Тёмными январскими вечерами она сидела у камина, читала или вышивала. Мощь и спокойствие оранжевого пламени зачаровывали Беатриче с детства. Бабушка ожидала их здесь.

      – Добро пожаловать! – произнесла, наконец, графиня после долгого, пристального взгляда на Адриано.

      – Здравствуй, мама, – ответил Адриано и собрался обнять её, но она жестом остановила сына.

      – Не надо, я приболела. Боюсь, у меня грипп, – предостерегла она и строго взглянула на Машу. – А это, стало быть, Мария?

      Девочка посредственная до изнеможения. Серенькие волосы и бесцветные глаза. Безразмерный свитер, мешковатые джинсы и стоптанные кеды. Ни красоты, ни стати. Каменно – серая, как хмурое осеннее утро. Маша не взяла ни капли ярких красок семьи Гвидичи, из которой происходила Беатриче. А что же характер? Нрав внучки ещё предстоит узнать. Кажется, девчонка ни рыба ни мясо. Нет в ней породы.

      – З-здравствуйте! – заикаясь, поздоровалась Маша по-итальянски и хотела сделать книксен, как на приёме у королевы, но вовремя сдержалась.

      – Осмотрись, тебе, должно быть, интересно, – графиня чопорно кивнула.

      Притягивало внимание фортепиано середины девятнадцатого века, стоявшее у большого окна, из которого струился голубоватый зимний свет. Клавиши потускнели от времени, но звук ещё радовал чистотой и стройностью. На инструменте скучала музыкальная шкатулка, которая передавалась из поколения в поколение. Маша подняла крышечку, и комнату заполнила механическая музыка, а внутри на небольшой зеркальной платформе вращался переливавшийся всеми цветами спектра лебедь из муранского стекла.

      – Какая красота! – восхитилась Маша.

      – Ты не видела подлинной красоты! – заговорила графиня зычным голосом и указала на стену напротив.

      Маша оглянулась и ахнула. Вся стена от мраморного пола до деревянного потолка декорирована веерами в специальных стеклянных футлярах. Вещи разных эпох и стилей. Кокетливые, классические, экстравагантные – все они принадлежали представительницам прославленного рода