Ушкуйник. Фёдор Романович Козвонин

Анатолий Васильевич призывно поднял открытую правую ладонь и вскинул брови.

      – Ничего себе! Наш, вятский? Не знал…

      – Да, наш. Тогда железных дорог на Руси не было: из Вятки до Москвы добраться было целым приключением, а Анфилатов корабли рожью-льном грузил и в Бостон отправлял.

      – Да… Это почти как сейчас на Марс улететь!

      – Ну да, что-то в этом роде, – историк улыбнулся. – По крайней мере, в тогдашней Вятке американцев было едва ли больше, чем сегодня – марсианцев.

      – Да… тогда мир был какой-то прекрасный и яростный, а теперь всё скучковалось: всё вроде вместе, но при этом врозь… Мне потому в зоне работать и нравилось… Нет, нравилось – тут словно неправильное. Мне казалось, что это важно – охранять нормальный мир от жуликов, бандитов и другого отребья человеческого. А что сейчас мне делать? До пенсии баранку крутить?

      – Знаете, один очень хороший писатель15 когда-то сказал, что признак незрелости человека – то, что он хочет за правое дело благородно умереть, а признак зрелости – то, что он хочет ради правого дела смиренно жить.

      – Так в том и штука, что у меня такого дела теперь нет!

      – Найдётся. Просто в данный, текущий момент не подвернулось, – Анатолий Васильевич хлопнул себя ладонью по колену. – Конечно, мир сейчас не такой, чтобы Ермаком собрать дружину и на Кучума! На самом деле мир всё такой же прекрасный и яростный. В нём есть за что бороться.

      – Надеюсь, что вы правы.

      – У каждого будет время для того, чтобы стать героем – главное, не упустить момент. И, кто знает, может, вы уже свою норму выработали – и цивилизованный мир от злодеев охраняли, и на Кавказе под пулями ходили…

      – Было дело, да…

      Когда-то Максим был оперативником ФСИН. Уверено шёл по карьерной лестнице: участвовал в контртеррористической операции на Северном Кавказе, потом закончил ведомственный институт и в неполные двадцать пять лет стал капитаном внутренней службы, но за совершение должностного преступления был уволен и лишён права службы на три года. Гражданская карьера сложилась непросто. Вернее сказать, не сложилась совсем: охранник, продавец-консультант, грузчик, стропальщик, курьер…

      Поздней осенью прошлого года он вернулся с вахты из Подмосковья – там он работал сушистом. Максим сразу же подал документы в отдел кадров такого знакомого и желанного ему заведения, которого прочие граждане чурались. Заведение испытывало постоянный тотальный кадровый голод и вовсю призывало вступать в свои ряды всех более-менее подходящих под не самые высокие требования. Но единожды оступившегося обладателя профильного высшего образования, ветерана боевых действий и призёра спортивных состязаний обратно в своих щербатых рядах оно ни за что видеть не хотело.

      Дело было так. Максим подал бумаги, через две недели его вызвали на собеседование и отправили на медкомиссию – надеялись, что здоровье претендента на четвёртом десятке хоть где-то, но расшаталось.

15

Сэлинджер