.

в местном театре. В самом центре – мы с Салли с розовыми от вспышки глазами сияем улыбками над именинным тортом – тоже розовым.

      Салли на фотографии радуется и смеется. Сегодняшняя Салли опаздывает на встречу и ведет себя странно: машет рукой через окно, а в глаза не смотрит, нервно стряхивает воду с зонта, долго обменивается любезностями у бара, прежде чем сесть ко мне за стол.

      Я коротаю время, заливая в себя изрядное количество джина с тоником и перечитывая письмо, которое нашла среди паутин за батареей. Орден святого Колмана пришел в упадок, не хватает денег и монахинь. Изначально орден появился в Бельгии, несколько десятков лет назад была основана школа в окрестностях города Рай. Сейчас желающих вступить в орден все меньше, как и воспитанниц. Содержать пансион стало невыгодно, следовательно, среднее звено придется закрыть. Все кончено. Останутся только младшие классы в здании поменьше на другом конце города, а среднюю школу закроют. Как и пансион. Территорию продают.

      Монахини грустят, однако обещают устроить большой прощальный праздник. Не рядовую встречу выпускниц, а именно прощание.

      Салли сжимает в руках объявление, распечатанное с сайта монастыря, а Джулио наливает ей вина – про заказ пока не спрашивает.

      – Конечно, монахинь не хватает! – замечает Салли, заправляя волосы за уши. – Кто согласится жить без секса?

      Вообще-то, последние три года Салли сама обходится практически без него, но я молчу.

      – Послушай, – все еще с напускной веселостью начинает Салли, теребя волосы. – Послушай, я много думала…

      Она переходит на шепот:

      – Ничего ведь не изменилось, правда? Мы поклялись, Бет. Закрытие школы никак не влияет на клятву. Никак!

      Я внимательно смотрю ей в лицо. По глазам видно, что Салли измождена не меньше меня.

      – Послушай, я понимаю, что тебе еще тяжелей, чем мне, но…

      – Не надо, Бет! Пожалуйста! – восклицает Салли.

      Пара в дальнем конце зала оборачивается.

      – Прости… – понижает голос Салли.

      Она перебирает приборы – выравнивает ножи, затем ложки. Отодвигает хлебную корзинку.

      – Давай не будем об этом говорить, Бет! Я, конечно, тоже переживаю. Но говорить об этом… не хочу.

      А я хочу. Безумно. Я бы рассказала ей, как сильно боюсь, что нас разоблачат и любимый муж меня бросит. Семья разрушится.

      Однако мы сидим и молчим. Салли сжала губы и закрыла глаза, а я размышляю, что же делать дальше. Думаю о ящике Пандоры. О верности слову. О клятве. Я теперь жалею о ней всем существом…

      О луже крови. О девочке с посиневшими губами.

      И больше всего я думаю о Кэрол.

      Вот уже три ночи я лежу в постели без сна с мыслями о ней. Пытаюсь вообразить ее в совершенно другой – нормальной жизни – ее картины, дом, дети рисуют акварельными красками.

      Выуживаю из джина с тоником кусочек лимона, кладу в рот и яростно высасываю сок.

      – Ты же знаешь – я никому не скажу, Салли! Столько лет прошло…

      – Значит, оставим все как есть?

      – Нельзя!