Журналист меняет профессию. Сборник рассказов. Константин Соколов

дверь, редко дарю цветы. Не подарочек, словом. Но не мог же я вот так развернуться и поехать домой. К тому же от холода начал ныть зуб.

      Она разглядывала меня в упор.

      – Ты что? – спросил я.

      Терпеть не могу, когда смотрят в глаза и молчат.

      – Что ты меня разглядываешь?

      – У тебя под глазами морщины.

      Только-то.

      – Возраст, – сказал я с преувеличенной комичностью. – Мне ведь уже двадцать два. С половиной.

      – Сколько?

      Она прекрасно знала, сколько мне лет. К тому же ей было на два с половиной больше.

      – Почти двадцать три.

      – Ужас!

      – Я такой старый, что у меня сгнил паспорт.

      Господи, как давно это было! И почему она согласилась выйти за меня замуж? Утешаю себя, что по любви.

      * * *

      В начале девяностых годов прошлого века я написал рассказ «Рядовой Синица».

      Предлагать рассказ в какой-нибудь литературный журнал для публикации не хотелось, да и большая доля самоиронии не позволила это сделать. Одним словом, «Рядовой Синица» отправился в стол.

      В это время в стране начал распространяться интернет – штука для тех лет весьма диковинная. И конечно, необходимая для таких авторов, как я.

      Я отправил свой рассказ в электронную библиотеку Мошкова и был совершенно счастлив оттого, что он попал в журнал «Самиздат», один из разделов библиотеки. В тысяча девятьсот девяносто восьмом году рассказ участвовал в литературном конкурсе «Тенёта». Вот, собственно, и вся его история.

      Ну почти вся…

      Спустя десять лет ради любопытства набираю в поисковике словосочетание «Рядовой Синица». И что я вижу? На мой рассказ идут десятки ссылок, и к тому же он попал в какой-то тест Живого журнала «А какие произведения похожи на ваш блог?». В разных журналах «Рядовой Синица» соседствует в списке с произведениями Джона Ле Карре, Эрнеста Хемингуэя, Рюноскэ Акутагава, Николая Лескова и других писателей, ставших уже классиками.

      И я среди них. Вот так-то!

      * * *

      И была жара страшная, и было видение…

      Будто соткался из сигаретного дыма в редакции высокий, тощего вида гражданин в клетчатом пиджаке на голое тело и мятых коротких штанах. Физиономия причём была в монокле и глумливая.

      – Ба! Сан Саныч! – орал он, расхаживая по кабинетам. – Какие люди! Позвольте пожать, Эдуард Николаевич, вашу честную руку. Нижайше, нижайше…

      Сиплый голос кричал из отдела новостей:

      – Владивосток? Алло, это Владивосток?! Это из Новосибирска.

      Струйкой проник затем в отдел писем и сгустился напротив меня:

      – Вот так да, тёзка!

      Его монокль сверкнул в окне.

      – Простите, – я спросил, – а откуда вы знаете, как меня зовут?

      – Осведомился.

      «Действительно, – подумал я, – он мог у кого угодно в редакции спросить, как глупо…»

      – Я сам ужасно сметён, – орал клетчатый, заглядывая в мои бумаги, отчего выгнулся и стал похож на коромысло, – я не представился. Па-а-звольте: