Беседы палача и сильги. Дем Михайлов

уже седлал лошадь, когда бесшумно подошедшая сильга остановилась рядом и, вытянув руку, поймала в ладонь несколько искрящихся в лучах заходящего солнца сорвавшихся с навеса капель.

      – Теперь ему станет легче, – заметила она, с преувеличенным вниманием разглядывая три медленно стекающиеся воедино капли. – Может, он даже вернется в родное селение. Поздновато для начала новой жизни с новой семьей, но добрая поддержка старых друзей пойдет ему на пользу.

      – Лучше сидеть на солнечной завалинке с кем-то, чем одному, – согласился я, выводя лошадь из-под навеса и оглядывая мрачноватый старый амбар с примыкающей к нему ригой. – Ты сделала доброе дело.

      – Так ты понял?

      – Что вместе со слезами он потерял и немного старого горя? – улыбнулся я. – Не видел, но… почувствовал. Ты словно вскрыла старый нарыв с заскорузлой коркой и выпустила больную кровь.

      Сильга с облегчением улыбнулась в ответ:

      – Рада, что ты понял правильно. Мы, сильги, часто заставляем людей плакать, и многие думают, что мы злые насмешницы, что любят забавы ради ворошить давно остывшую золу на пепелищах горя…

      – Я не из таких.

      – Тот бродячий торговец, что убил несчастную семью Бутроса – где он?

      – Как я и говорил – казнен.

      – Казнен, – с кивком повторила девушка и, поймав несколько красных нитей в руку, начала задумчиво наматывать их на палец. – Это я помню. Но где он?

      – Он? Останки?

      – Да. Тело казненного. Ты говорил, что догадываешься, где могло упокоиться его тело. Подскажешь?

      Кивнув, я развернулся и взглянул на неподвижно сидящего на старом бревне Бутроса, пододвинувшего ноги к остывающей глиняной печурке. Подставив морщинистое лицо затухающему свету, старик едва заметно улыбался.

      – Подскажу, – ответил я наконец и одним мягким движением поднял себя в седло. – Если пойму, что это действительно необходимо.

      Усевшись следом за мной в седло, сильга первой ткнула лошадь в бок и двинулась к покрытой лужами дороге, неспешно поправляя длинную накидку, что скрыла ее ноги до голеней. Я последовал ее примеру и расправил плащ. Будет жарковато, зато уберегу одежду от пятен грязи, что летит ошметками из-под колес встречных повозок.

      – Мне надо осмотреть тело казненного бродячего торговца, палач Рург.

      – Это я и так понял. Но для чего?

      – Возможно, убивал не сам торговец.

      – А кто же? Он сам признался. А старый Бутрос – выживший свидетель.

      – Нет-нет, я не говорю, что другие руки держали топор. Но душа торговца… его разум… возможно, они были порабощены.

      От ставшего более низким и хрипловатым голоса сильги меня не пробрала дрожь, но вот ленивая сонная дрема ушла мгновенно. Подобравшись в седле, подавшись вперед и заставив коня двигаться чуть быстрее, с плеском окуная копыта в мутные лужи, я спросил:

      – Порабощены кем?

      – Кхтуном, – доверительно сообщила мне девушка.

      Я