Анти-эволюция: утерянное звено. Ярослав Бутаков

в том и состояло, что он как будто снял проблему метаморфозы, объявив, что таковая совершается эволюционным путём. Ведь эволюция означает ещё и постепенное изменение. Таким образом, получалось, что метаморфозы нет, ведь между состоянием одного вида и состоянием другого вида существует множество промежуточных градаций. Но Дарвин сам не понял или сделал вид, что не понял, а его последователи замолчали тот факт, что возник неразрешимый парадокс дарвиновского учения.

      Ведь если Дарвин прав, то живой мир должен состоять из совокупности отдельных особей, занимающих промежуточные физические типы между собой, но принципиально не объединяемых ни в какие виды. Между тем, дискретные виды существуют, и наш Homo sapiens тому живое и наглядное для всех нас свидетельство. Существует множество определений, что такое вид, но все они, так или иначе, исходят из того, что вид – биологическая реальность, а не наше субъективное восприятие, основанное на склонности к искусственному объединению разнородных объектов.

      Немецкий эволюционист Эрнст Майр попробовал снять этот парадокс, сказав, что виды дискретны только в каждое конкретное время. А на протяжении времени каждый вид представляет собой репродуктивно связанную совокупность особей, занимающих промежуточный тип между состояниями данного вида в разные моменты времени [61]. Но эта словесная эквилибристика всё равно не снимает вопроса о границе между видами во временно́й последовательности. На каком-то моменте репродуктивная связь прерывается, из старого вида возникает новый вид, уже не смешивающийся с видом-прародителем. Как бы постепенно мать-эволюция не подводила вид к этому моменту, насколько долго ни был бы растянут сам процесс разрыва репродуктивной связи нового вида со старым, совершение данного процесса является превращением, метаморфозой, по своему смыслу.

      Представление о чудесных метаморфозах – древнее (ср. поэму Овидия), но никогда оно не ставилось в основу идеи происхождения всего разнообразия живых существ. Для науки Нового времени был характерен подчёркнутый рационализм. Шведский естествоиспытатель Карл Линней в середине XVIII века основал принципы научной классификации организмов. Он ввёл понятия вида, а также таксонов более высоких уровней, объединяющих организмы, близкие по строению – родов, отрядов, классов, типов (понятие семейства, промежуточное между родом и отрядом, добавилось в зоологии уже в начале XIX века).

      Виды, согласно традициям того времени, рассматривались как нечто неизменное, сотворённое Богом. Несмотря на близость строения организмов, лежавшую в основе биологической классификации, никто из признанных учёных не решался делать вывода о том, что в основе такой близости может лежать генетическое родство, последовательное происхождение одного от другого. А, собственно, с какой стати могла зародиться такая мысль? Зачем она была нужна?

      Наука конца XVIII века была отчётливо позитивистской. Она старалась точно фиксировать окружающий мир, а в теориях требовала строгих