Сизые зрачки зла. Татьяна Романова

свидание с Борисом, и завтра утром Платон надеялся увидеть брата.

      Он вновь вспомнил полупрозрачное лицо графини Софи. Ее голубые глаза с дрожащими слезинками смотрели на собеседника с надеждой, а когда он отказал, в глубине этих глаз мелькнуло отчаяние, а потом застыла безнадежность. Платон ясно читал все ее чувства по лицу, и вспоминать об этом было до боли стыдно.

      «Нужно уходить в отставку! Какой я командир своим офицерам, если не могу их защитить? Они не простят, что я все свое влияние и связи направил на помощь собственному брату, а не подчиненному», – признал Платон.

      Но как же можно выбирать? Борис – единственный родной человек, Малыш, младший из четверых детей когда-то счастливой семьи. Платон всегда обожал брата, а после того как под Бородино сложили головы Сергей и Иван Горчаковы, относился к Борису с отчаянной, почти отцовской нежностью.

      «Я не уберег всех троих, вот жизнь и наказала меня за былую категоричность. Если бы мать сейчас спросила, кто же из нас был прав – я не знал бы, что ответить, возможно, под ее опекой с братьями ничего не случилось бы», – честно признался он самому себе.

      Умом он понимал, что спасти жизни средних сыновей в беспощадном сражении двенадцатого года мать не смогла бы, но, может, она повлияла бы на их выбор, отговорив поступать в гвардию.

      «Мы ведь с братьями, пока они были живы, никогда не говорили о матери, – вдруг отчего-то вспомнил Платон, – а теперь уже ничего нельзя исправить. Может, и Борис ничего не сказал о своем участии в тайном обществе, потому что считал меня жестким и сухим человеком? Но этого не может быть! Я всегда просто душил его заботой, надоедал с нежностями. По крайней мере, в моей любви он не сомневался».

      Совесть подсказывала Платону, что, может, брат и не ошибался на его счет. Слишком уж властным и нетерпимым к критике стал командир лучшего гвардейского полка России Платон Горчаков. Никто его не одергивал, а наоборот – все заискивали перед ним. Но неужели это такой непростительный грех – немного упиться своим величием, если полк ты получил за легендарную храбрость и безупречную службу? Должно прощать слабости тех, кого любишь! Так почему же Борис промолчал? Не доверял?

      Сани Горчакова остановились у построенного на Невском накануне войны красивого доходного дома. Платон снимал здесь третий этаж. Квартира из восьми комнат была для него одного велика, но он выделил три смежные комнаты для брата, и когда тот приезжал в столицу, в их холостяцкой квартире расцветал дух настоящего семейного дома.

      Платон поднялся к себе, скинул шинель на руки ординарца и прошел в кабинет. Тихо гудела изразцовая печка, на столе горела лампа под зеленым абажуром, эту большую, самую любимую им комнату обволакивали тепло и уют, но Платона не оставляла мысль о том, что его младший брат сейчас сидит в холодном, как подземный ледник, полутемном каземате.

      «Как он там выживает? –