Музыка крыльев. Дэвид Алмонд

стати она вообще с ним разговаривает?

      – Колин, отвяжись, – процедила она.

      – И где он на этот раз?

      – Кто «он»?

      – Папка твой. Он же по всему миру шляется, фотки делает, да?

      – Не твоя забота.

      – Но где-то же твой папка есть? Не испарился пока?

      Она молча буравила Колина взглядом.

      – Боишься, что его убьют?

      Она покачала головой. Закрыла глаза.

      – Не боись. Не убьют.

      Когда она снова открыла глаза, он уже спускался с холма к деревне, размахивая руками, словно в танце. Или в полёте. Копна светлых волос посверкивала на солнце.

      Она долго смотрела ему вслед.

      Потом тряхнула головой: надо же, в братья навязывается! Она никогда не хотела иметь брата. Ну, сестру – ещё куда ни шло. С сестрой, наверно, можно ужиться. На самом деле ей и одной хорошо. В детстве-то она порой мечтала о сестричке. Чтобы она появилась – откуда ни возьмись, прямо как Колин, – взяла её за руку и сказала: «А давай ты будешь моей сестрой?» И они вдвоём, рука в руке, пойдут гулять в Хитон-парк.

      Она всё это вспомнила и засмеялась. Дети… они и есть дети. Что с них взять?

      Она пошла дальше. Вверх.

      Нет связи. Проклятье. Хотя… клин, что ли, на ней сошёлся, на этой дурацкой связи? Как она вообще устроена? Как голос Максин попадает в телефон, когда связь есть? Её голос что – витает в воздухе? Словно пение птиц или вой ветра? А потом втискивается в коробочку под названием «телефон»? Микки однажды сказал, что телефон похож на волшебную палочку. Взмах – и голос уже внутри. Взмах – и эсэмэска вылетела из него, точно птица.

      Да, в сущности, волшебство. Но неужели на это способен только телефон? А ухо может поработать волшебной палочкой? А голова? Её ухо и её голова? Она закрыла глаза, наклонила голову, прислушалась.

      – Максин, – прошептала она. – Я тебя зову. Максин, я хочу услышать твой голос.

      Бре-е-ед.

      Ещё неделя в этом захолустье, и крыша съедет напрочь.

      Но она вслушивалась – снова и снова. Шептала, звала Максин – снова и снова. Вглядывалась в воздух и понимала, что увидеть воздух невозможно. Это пустое пространство. Ну, разумеется, там не совсем пусто, там полно всякой всячины: ветер, свет, шум, а может, и эсэмэски, и…

      – Ты точно свихнёшься, Сильвия, – сказала она вслух. – Причём очень скоро.

      Она замерла, подняв руки над головой, растопырив пальцы в воздухе: сейчас она мачта, антенна, волшебная палочка.

      – Приём! Приём! – повторяла она.

      – Говори со мной, – шептала она. – Я тебя жду. Пожалуйста…

      Воздух, казалось, вздрогнул. Раздался глухой грохот, похожий на отдалённый взрыв. Потом ещё один. Тишина. Она вгляделась в горизонт.

      Ничего.

      Всё. Ждать сигнала, надеяться на связь – дело зряшное.

      Она вслушалась в пение птиц, в шелест травы.

      Глубоко вдохнула, выдохнула.

      Улыбнулась.

      – А теперь, Сильвия, – сказала она себе голосом Максин и с интонациями Максин, – успокойся. Подумай обо всём этом с другого боку.

      – Ладно, – ответила она себе и Максин. – Попробую.

      Она огляделась.

      И