Музыка крыльев. Дэвид Алмонд

и пробормотала:

      – Ещё антилопу гну, слона, муравьеда и кенгуру.

      Она двинулась дальше – по единственной улице с глубокими колдобинами.

      Дошла до серой бревенчатой часовни. Сланцевая крыша местами раскрошена, окна забиты досками, на дверях замки. Фронтон украшает старинное распятие с видавшим виды Иисусом: он повис на руке, на единственном оставшемся гвозде, и неуклюже покачивается на ветру. Под ним на стене надпись:

      Он умер, чтобы мы жили

      Дальше улица сужалась и превращалась в тропу, которая вела к тёмному лесу. На другом краю деревни угадывались бескрайние, залитые светом просторы. Сильвия направилась к свету. Прохожие попадались редко. Возле одного крыльца сидел в шезлонге бледный, до хрупкости древний старичок в белой кепке. Он приветственно поднял руку.

      Она кивнула в ответ.

      – Думаю, ты из Алленов, – сказал он.

      В его голосе слышался акцент. Не местный. Европейский.

      – Из Алленов? – Она растерялась.

      – Даже не сомневаюсь.

      Разумеется, он был прав. Аллен – девичья фамилия её матери.

      – Ну да, – сказала она. – Так и есть.

      Он глотнул что-то из полосатой кружки, стоявшей рядом на столике.

      На оконном карнизе у него за спиной были разложены камни.

      – Я Андреас Мюллер. – Старик смотрел на неё добрыми слезящимися глазами. – С возвращением.

      Задерживаться она не стала. Разговаривать не хотелось. Даже имени своего не сказала в ответ.

      Она пошла дальше. За домами оградка, за ней выжженный клочок земли со старыми ржавыми качелями. На них раскачивался ребёнок – не то мальчик, не то девочка. Скрип-скрип, скрип-скрип.

      Она подумала о Максин. Максин обещала звонить. Она взглянула на телефон. Связи нет. Ну понятное дело: откуда в этой идиотской глуши возьмётся связь?

      Высоко над головой кружили и надтреснуто кричали птицы.

      Она пошла дальше. Дорога свернула на пустошь: там и сям рос папоротник, а на проплешинах темнел голый дёрн. Ни единой машины в поле зрения. За околицей от дороги ответвлялась тропа – стрелка указывала на север, в никуда. Ещё на этом указателе был изображён весёлый мультяшный пешеход. Она остановилась. Никогда прежде не забиралась она так далеко на север. Вереск, папоротник-орляк, можжевеловые кусты в жёлтых цветах и овцы, овцы, миллион овец. Каменные заборы, ручьи. Несколько разрушенных каменных хижин – видно, тут прежде была деревня. Заброшенный фермерский дом, за ним стадо – быки и коровы. Пустоши, сопки или как там правильно называются эти чёртовы холмы? Дальше чёрные скалы, гранитные массивы с зазубренными краями – они поднимались всё выше, выше и превращались в тёмные горные вершины на невероятно далёком горизонте.

      И над всей этой пустотой – пустое, тяжёлое небо.

      А сзади, за деревней, – тёмный и, похоже, бесконечный лес.

      Тут родилась её мама. Сильвии твердили о здешних краях с раннего детства. Показывали пейзажи на фотографиях. Она прекрасно знала, как всё это выглядит. Но в детстве её сюда не возили. Она выросла в городе. Так зачем сейчас привезли?

      Она зажмурилась.