Полукровки. Мария Рождественская

В тусклом освещении ламп дневного света свисающее с крюка человеческое тело напоминало освежеванную мясную тушу. Пленник жалобно застонал, когда Никита Сергеевич ткнул железным прутом в глубокую рваную рану, зиявшую на груди несчастной жертвы.

      Человек, которого вчера подвесили на дыбу, прежде слыл блестящим специалистом в своей области. Он был холеным и уверенным в себе. Однако зрелище, что теперь предстало перед глазами Соболева, не вызывало ничего, кроме жалости и отвращения.

      – Быстро же ты сдулся, дружок, – с сожалением произнес Соболев, причмокивая губами. – Что так? Вон и пальчики еще почти все целы.

      – Не надо… умоляю, – вымученно прошептал человек, едва шевеля обезображенными губами. – Лучше убейте…

      – Конечно, лучше, – усмехнулся Соболев. – Для тебя.

      Он щелкнул пальцами, и из противоположного угла появился высокий, обнаженный по пояс мужчина с повязанной вокруг талии на манер фартука окровавленной тряпкой. Мужчина послушно принял из рук Соболева прут и вогнал его тело пленника, словно шампур в сочный кусок телячьей вырезки. Жертва заверещала и задергала руками, разбрызгивая кровь из обрубков пальцев на левой ладони. Соболев брезгливо поморщился и отступил назад, опасаясь, как бы кровь не попала на его костюм. Мужчина в фартуке еще пару раз прокрутил прут в ране жертвы. Заметив, что процесс доставляет палачу явное удовольствие, а пленник вот-вот потеряет сознание, Соболев жестом приказал первому остановиться. Палач нехотя выдернул свой инструмент из тела жертвы. Крики человека на дыбе сменились слабыми стонами.

      – Куда ты дел мои деньги, Дрюня? – ласково спросил Соболев.

      – С… скажу, все скажу, – невнятно, как в бреду зашептал пленник. – Ресторан, н-на Никитском буль…

      – Громче! – властно выкрикнул Соболев.

      – Бульваре… – человек из последних сил пытался придать своему голосу нормальное звучание, – в Москве… Называется «Царефф»…

      – Тоже мне – название. Дешевка.

      Соболев окинул пленника презрительным взглядом и сплюнул под ноги.

      – Неужели все три лимона угрохал на свой дрянной кабак?

      Человек затрясся в конвульсиях.

      – Все… клянусь… до последней копейки…

      – Э-эх, – сокрушенно покачал головой Соболев. – Как был ты, Андрюша, чмошником, так им и остался.

      Соболев оттолкнул мужчину в фартуке и почти вплотную подошел к истекающему кровью узнику.

      – Костюмчик бы не замарали, – предостерегающе сказал Абазиев.

      Сам он предпочитал держаться на почтительном расстоянии от пыточной машины, изредка боязливо поглядывая в сторону человека, обреченного на мученическую смерть.

      Но Никита Сергеевич будто бы и не слышал обращенных к нему слов. Не заботясь о костюме, он шипел пленнику в лицо:

      – А хочешь я тебе секрет один раскрою? Хочешь? Да знаю я все про твою забегаловку, ресторатор ты хренов! Уже с месячишко как знаю. Мои ребята даже были у тебя однажды. Сказали, что место – фуфло,