Заблуждение. Роман про школу. Максим Павченко

вообще не учатся; 5—7-ые уходят домой после 5 урока; 8—9-ые отдыхают на какой-нибудь истории или обществе; 10а и 11а прогуливают свои ОБЖ, МХК или психологию, – а наш 11б попадает на химию и страдает. Почему страдает? Об этом еще отдельно поговорим.

      Пока же я встал в 8 часов, быстро собрался и пошел в школу – открывать для себя новый учебный год.

      В первый учебный день сразу хотелось приключений. И они, словно по заказу, начались с первой же минуты – выяснилось, что сегодня, во вторник, 11б должен был прийти ко второму уроку. Об этом знал, как оказалось впоследствии, только Дима Ветров, которому в понедельник лично позвонил Долганов. Почему именно ему – никто так и не понял, но суть в том, что Дима сначала забыл всех предупредить об отмене первого урока, а потом и вовсе забыл про эту новость и сам пришел к 9:00. Когда же он понял, какую дурость совершил, и поневоле дал об этом знать остальным, гневу народа, в частности Сани, не было предела:

      – Че ты, не мог позвонить? – орал Топоров с утра.

      Возмущались все, а Дима стоял как вкопанный и сам понимал, что подвел всех.

      Интересно, что уже тогда чувствовалось, что одним этим случаем дело не ограничится. Среди нас витала какая-то тень сомнения, неожиданности и иронии, и она словно подсказывала нам, что нечто неожиданное еще случится.

      – Вот чую, что-то будет! – беспокоился Арман. – В первый день всякое случается…

      – Вполне вероятно, – добавил Леша. – Знать бы только, что это нам принесет: радость или…

      – И еще неизвестно, кто у нас пятый урок замещать будет, – сказал Миша.

      – Нет, ну вот точно чувствую, – не успокаивался Арман, – что-то произойдет!..

      – Да успокойся ты! – шутя наорал на него Саня. – А то заколебал уже!..

      – А что, если он прав? – вмешался Костя. – Вот устроят нам какой-нибудь английский или химию – и точно жесть будет.

      Говоря данные слова, Костя наверняка понимал, что его это, как претендента на медаль и вообще умного парня, в общем-то, не должно сильно волновать. Однако он как в воду глядел – случилось плохое: на замещение выпала химия! И это вполне выглядело как худший вариант.

      Символично, что не было в нашей школе педагога злее, мистичнее и загадочнее, чем тот, кто, по сути, являлся здесь главным и единственным химиком. И звали его Феликс Павлович Бандзарт.

      Человек, обладавший невероятной энергетикой, он всегда выглядел специфически: длинный, чаще всего коричневый плащ; синяя шестиугольная шляпа, до того замысловатая, что абсолютно непонятно, откуда она взялась в его гардеробе; черная футболка с большой буквой С во всю высоту; нередко темные очки, скрывавшие за стеклами большие карие глаза; пирсинг на руках – в общем и целом – явная страсть к готическому стилю. Голос его – наверно, как у Владимира Маяковского, которого я как-то слышал в старых записях, но со строго индивидуальными, опять же, специфическими, нотками. Возраст – 30 лет.

      Он всегда перемещался быстро, его походка была настолько ровная, настолько четкая и уверенная,