Присвоенная дьяволом. Ульяна Соболева

на карлика, и тот заткнулся, глаза свои огромные голубые закатил и вышел вперевалочку из юрты.

      – И пусть найдет мне шлюху! Или даст своих дочерей! Я трахаться хочу!

      Сказал и пристально посмотрел на девчонку, которая вся вспыхнула и чуть ли не закрыла лицо руками. Она уже успела натянуть на себя кофту и завернуться в жилетку.

      Вспомнил, как начал к ней все чаще и чаще ходить. Сам не знал, почему. В это захолустье едет. Там ни товара, ни дел нет, а его прет туда, манит, тянет. Следил за ней. Его, бывшего монаха и воина шаолиня, ни один человеческий глаз не заметит, если он не захочет. В темноте двигается, как тень, днем прячется так, что и не увидишь, как бы солнечно не было.

      Но девка эта словно ощущала его присутствие, оборачивалась, в испуге от воды шарахалась, если тень его позади себя замечала. Крестилась и богу своему молилась. Смешная. Забавная. На колени станет, руки сложит и шепчет что-то. Часами мог неподвижно наблюдать за ней, сливаясь с корой дерева и с листвой. Ему положено было раз в год. А он…а он каждый месяц и каждый раз, когда свободен был.

      Как-то дождь проливной лил, а он за ней шел, как обычно. Маршрут ее давно выучил. Ревностно следил, чтоб ни одна особь мужского пола следом не увязалась, иначе яйца оторвет. А она вдруг остановилась резко, наклонилась, что-то в кустах высматривая, а потом руку протянула, и Тархан оторопел от того, что увидел – котенка нашла. С собой его унесла. Ворковала над ним весь вечер, молоком поила. Гладила. Он в окно заглядывал. Завидовал котенку этому. Хотел, чтоб и его трогала вот так, чтоб пальцы ее касались так же нежно его волос. Никогда такого желания не возникало. Ласки не знал. И не хотел. Не нужно было. Когда с бабами трахался, ставил раком, член вгонял по самые яйца и долбил так, чтоб они орали и дергались. Никакой ласки. На хер она нужна, ласка эта. Секс придумали, чтоб мужик яйца опорожнил…Пока ее не увидел. И не захотел прикасаться. Сам.

      А утром котенок удрал через приоткрытую дверь.

      Искала его. Бегала, звала. Имя дурацкое дала. Васька. А Тархана от ее отчаяния самого начало трясти, как разрядом десяти тысяч вольт, а от слез и всхлипываний в груди запрыгало, затрепетало, забилось о ребра сердце, мучительно в камень сжимаясь. Хайртай в дом побежала, а он нашел котенка на дереве. Залез наверх, снял, за пазуху спрятал, спустился и во двор выпустил. И тут она выбежала с полотенцем, на колени упала, и смеется, и плачет, котенка к лицу прижимает, и целует. Тархан тогда впервые за много лет улыбался… потому что она улыбалась. Но потом вдруг подскочила, по сторонам оглядываясь, а котенок холку поднял, зашипел, на Дьявола естественно – неблагодарный паршивец. Русская в дом убежала, все двери и окна закрыла. Смешная. Как будто если он захочет войти, его что-то остановит.

      Хайртай…Это он имя дал. Потом пожалел. Потом хотел другое дать. Но это больше всего подходило. И дико злило от понимания – она никогда ему принадлежать не будет. А если возьмет ее – оба сдохнут страшной смертью. На себя насрать. А ее он хотел такую. Живую. С глазами ярко-голубыми и кожей молочно-белой полупрозрачной с тоненькими венками, щеками