Пожить в тени баобабов. Геннадий Прашкевич

окна.

      – Да уж…

      Татьяна подошла к поцарапанной, но уцелевшей стенке, в нише которой стоял телефонный аппарат.

      – Милиция?… Хочу сообщить о нападении… Да, да… Именно этот адрес… Уже выехали?…

      – Уже выехали, – растерянно сообщила она Валентину. – Кто-то уже вызвал милицию. Наверное, видели, как падал… Этот…

      Она тоже посмотрела на выбитое окно.

      – Тогда извините, – сказал Валентин. – Я вас покину.

      – Почему?

      – Не хочу встречаться с милицией.

      – Но послушайте! Вы же шли ко мне. В конце концов, вы помогли мне.

      – Я вернусь позже.

      – Когда позже?

      – Когда уедет милиция.

      Татьяна огляделась:

      – А как мне все это объяснить?

      – Придумайте что-нибудь. Только не упоминайте про меня. Скажите, что этот тип сам выпал в окно. Наркоман, наверное. Придумайте что-нибудь. Заревел, бросился на вас, а вы успели отскочить. Такую тушу так сразу не остановишь… И подробнее… А мне, правда, нельзя сейчас показываться милиции… Зато мне непременно надо поговорить с вами.

      – Хорошо, – быстро сказала Татьяна. – Вы не спускайтесь вниз, в подъезде вас могут увидеть. Вы лучше поднимитесь наверх. Там под чердаком есть мусорная площадка с баком. Обычно туда никто не поднимается, тем более, ночью. А я тут что-нибудь придумаю… – Татьяна сама не понимала, почему она верит этому подозрительному хмурому человеку. – Там на площадке и перекантуетесь. Час или два… Ну, я не знаю, сколько… Как вы думаете, сколько может милиция проторчать у меня?…

      Он пожал плечами.

      – Не до утра же… – Татьяна, наконец, пришла в себя. В ней просыпалось профессиональное любопытство. – Вам выходить через подъезд никак нельзя, увидят. Раз уж нашли меня, надо поговорить.

      Он кивнул.

      – Тогда идите.

      И спросила вслед:

      – Вы вернетесь?

      – Вернусь.

      Ночь.

      Сквозняки.

      Мышиная возня в мусорном баке.

      «Дождь над Фонтанкой и дождь над Невой…» – вспомнил Валентин. Когда-то эта песня казалась вечной. Она сама была, как печальный дождь, никогда не кончающийся ни над Невой, ни над Фонтанкой.