(Не)настоящий парень. Амалия Март

под водочку… Ах ты ж! – неожиданно подскакивает на месте отец. – Мать, мы же банку в машине оставили!

      – Так и сходите за ней, – закатывает глаза мама.

      – Пошли, прогуляемся, – машет головой папа.

      Вова кидает на меня взгляд полный непоколебимого спокойствия, едва заметно кивает головой, словно телеграфирует "все под контролем", и выходит за отцом. Мы с мамой остаёмся одни.

      Я тут же начинаю суетиться по кухне: укладывать брошенное на столе сало, доставать тарелки под пирог, коробки с чаем, сахар, ложки. Лишь бы занять время и не оказаться напротив прожигающего взгляда.

      Но дела заканчиваются раньше, чем в коридоре стихают голоса и слышится стук входной двери. Я обречённо опускаюсь на стул и затягиваю:

      – Ну как тебе…

      Мама смотрит на меня, не мигая, и спустя бесконечные десять секунд, отсчитываемые моим сердцем, выносит вердикт:

      – Хороший мальчик. Родители обеспеченные, можно и помаяться дурью.

      – Он не… – непроизвольно встаю на защиту, фрилансер – не значит маяться дурью! А потом вспоминаю, что за фриланс у него в реальности и захлопываю рот, сдуваю щеки. Интересно, лесопилка – это тоже часть легенды?

      – Только ты особо не рассчитывай ни на что, такие, как он, на таких, как ты, не женятся.

      А вот и фирменное нравоучение. Сиди, Ида, обтекай.

      – Это сейчас ему сало нравится, тушёнка, а потом ноги от ушей подавай и интеллигенцию в третьем поколении.

      – Мама, – не выдерживаю я. – У нас все серьезно! Мы вообще… съехаться собираемся!

      Зря, конечно, ляпнула такое, потом не разгребу все это, но сейчас мне прям хорошо. Мамины поджатые губы и "смотри сама" стоят каждой минуты унижения после.

      За "душевными" разговорами мы не замечаем, как возвращается папа и Вова. Они тихо разуваются и под басистый хохот отца входят в кухню.

      У папы в руках бутылка с белой пятидесяти градусной жидкостью собственного приготовления, в чем я, собственно, не сомневалась, а у моего псевдо-парня – банка с живыми мышами.

      И ужас на лице.

      – О, мыши! – сквозь натянутую улыбочку констатирую я.

      – На сало ловил! – потирая запотевшую бутылку в руках, говорит папа. – Мать вечно недовольна, что я их лопатой… А тут и тебе польза и погреб от крови отмывать не надо. Красота.

      Не то слово. Не то слово. Особенно ошалелый взгляд человека, держащего сейчас этих грызунов в своих руках. Он дышит там вообще? Не хватало только и этого потерять, что ж они все такие незакаленные нынче?

      И отец тоже хорош, такая физиономия самодовольная, чует мое сердце, не зря эта банка в руках моего псевдо-парня оказалась. Ох, не зря. Боюсь, если скажу, что Яша таких не ест, тут обморок сразу у двоих человек случится. У Вовы, что он зазря это все терпит, и у мамы, которая не готова снова отмывать кровь с лопаты. Не от повышенной чувствительности к жертвоприношениям, боже, да она гусю шею ломает с лицом постигшего дзен, просто реально достает все это дезинфицировать. А Яша и правда не ест. Ему нельзя. Для него нужны мышки особенные, чистые и здоровые, купленные в специализированном