Жрица Солнца. Дарья Кошевая

кустов вылетел!

      – Почтенная жрица плохо себя чувствует, – отрезал Жизномир, – она…

      Но вдруг замолчал, потому что в ворота распахнулись, взметая снег. Испуганная, Олеся еще больше сжалась в своем нехитром убежище, словно пытаясь сделаться меньше, незаметнее, однако продолжила глядеть в просвет между бочек. «Я, верно, пропала! – думала девушка с отчаяньем. – От Ярины не спрячусь…» Мужчины поприветствовали жрицу низким, подобающим случаю, поклоном. Жрица кивнула и… пошатнулась! Схватилась за вовремя подставленную руку Старейшины. Олеся смотрела на женщину и сама себе не верила: Ярина больше не излучала силу и уверенность. Да, она была горда и презрительна, как обычно, но… Что-то было не так. Тем временем жрица выпрямила спину и отдернула руку, словно ее пачкало чужое заботливое прикосновение. Посмотрела на мужчин, потом перевела взгляд на трупы чужаков. Стиснула зубы.

      – Тела надо сжечь, – повторила Ярина сказанное старостой. – Потом придать воде, а оставшееся развеять по ветру. Только не возле наших жилищ.

      – На болотах самое место, – высказался Трофим.

      – Да, на болотах, – кивнула жрица. – Поторопимся же!

      Последним со двора вышел Жизномир, бормоча под нос:

      – Расслабились мы, совершенно расслабились… Теперь жди беды!..

      Немного погодя, Олеся выбралась из укрытия. Дым проводил ее до ворот и лениво вильнул хвостом на прощание.

      Олеся проснулась на рассвете, но, опоздала – в доме уже не было ни души. Позевывая, девушка спустилась во двор. За остаток ночи снег успел растаять. Голая мокрая земля сиротливо глядела в серое равнодушное небо. Весна пришла. Где-то там, в лесу перекликались людские голоса, а над лесом летела неспешная охранная песня, которую пели все рожавшие женщины деревни вместе со старейшими матерями рода. Слов было не разобрать, но мотив теребил сердце, и казалось, что теперь ничего плохого случиться просто не может.

      Олеся шла мимо камня птиц – огромного валуна, заговоренного Яриной. Не удержавшись, коснулась пальцами его шершавой, чуть теплой поверхности. Обвела кончиком пальца выжженный птичий силуэт. Олеся всегда так делала. Ей чудилось, что она может получить благословения от птиц-защитников рода.

      Чавкала под ногами грязь, прошлогодние листья липли к подошве, словно хотели последовать за Олесей в чащу, туда, где сейчас должна была совершаться волшба. Девушке так хотелось посмотреть, хоть одним глазком!.. Но опоздала. Голос жрицы послышался впереди, за густым ельником. Она выговаривала кому-то уставшим злым голосом.

      – Не выйдет из тебя толку! Только морока!.. Столько сил я на тебя потратила, столько надежд питала… Напрасно все…

      Она говорил все тише, неразборчивей. Та, к кому были обращены бранные речи, тоненько захныкала, и Олеся узнала голос сестры. Вместо того чтобы обрадоваться – наконец-то заносчивая Злата посрамлена! – Олеся испытала острую жалость. Не хотела бы она сейчас оказаться на месте будущей жрицы. И пока девушка остановилась