Путь с войны. Максим Касмалинский

куст.

      Бардин огляделся, куда попал? Пустая зала рождала эхо, двустворчатые двери намертво заперты. Ырысту нашел у стены трехногий журнальный столик, пододвинул его поближе к окну, устроил упор для винтовки. Дом напротив плевался опасностью. Стреляют, кажется, двое. Только высунись, только попробуй. Где ты там? Покажись. Чердак? Как же я задолбался!! Как все достало! Устал… Опять эта несносная повинность, дурацкая ненужная работа. Скорее бы настал тот час, – а он настанет, – когда воинская доблесть отравится в склеп, где похоронен домострой, дуэльный кодекс, сословное деление, ясак. Весь этот бред. Война это бред. Как хочется тишины…

      Жорка, в отличии от Ырысту, был неспособен связно мыслить под обстрелом. Он бормотал: суки, падлы, суки! Он ненавидел, он был взбешен. А Кириллов про себя напевал: если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой. Чутка обмочил штаны – давно такого не было. Опять бояться стал. Главное, чтоб пацана не зацепило. Кириллов переместился за угол дома, лег на камни, шепнул им сильную молитву из двух слов.

      Ырысту наблюдал. Двое там, с автоматами. Лишь бы не фаустпатрон… А, нет, трое, как минимум. Слуховое окошко на чердаке. Трескучие искры. Полетели от выстрела ветки куста. Жорка живой? Живой, огрызнулся очередью и пополз в сторону, прижимаясь к земле как гусеница, только задница оттопырена.

      Вжав приклад в плечо, Ырысту наблюдал окно чердака. Выстрелил. Наверняка попал. Пристрелил нарушителя. От отдачи заныл давнишний твердый синяк на правом предплечье. Говорят, в плену по такой травме распознают снайперов. Бардин один раз был близок к тому, чтобы попасть в плен, часть около суток была в окружении. Комиссар, сучок, застрелился. Комбат тоже попытался, но не попал. А из динамиков с немецким акцентом голос долдонил на весь лесок: «сдавайтесь, бла-бла-бла, вас ожидает горячий ужин, теплая постель…». Можно было бы сдаться. По крайней мере, Ырысту не еврей. И не заподозришь. Но Тарас Хилюк популярно объяснил – где только нахватался? – что фашистский плен, это тебе не тот немецкий плен, что двадцать лет назад, тут все серьезно – эта война на истребление. Кроме того, Советский Союз не подписал тех, соглашений, которые давали гарантии военнопленным, так что хрен на рыло, а не ужин.

      Чердак замолчал, немцы теперь стреляли из окон первого этажа. Дверь в подъезд была выворочена и держалась на одной петле. Можно перебежать улицу, зайти, и гранатами, гранатами.

      Заработал ППШ Кириллова. Остатки стекла сдуло из рам. Огневые точки фашистов перемещались, Бардин пытался определить последовательность. Патронов не много, нужно наверняка. Вот силуэт! Бардин выстрелил. Вроде попал. Пришла в голову мысль: «Снайпера – отродье лихое, однако дело свое знают».

      А в это время с той стороны, откуда пришли красноармейцы, послышался звук мотора. И характерный хруст траков по мостовой. Танк. Ырысту на слух определил: наши, ИС-2, точно. От этого ИС хотя бы польза, вреда уж точно нет. А Кириллов подумал: что ж так долго, нас чуть в лучший мир не оформили.

      Под прикрытием тяжелого танка бежали бойцы. У места перестрелки