Город звериного стиля. Ольга Апреликова

на дорогу, Долька, которая открыла глаза, встала, как ни в чем не бывало, и заревела с испугу – не могла вспомнить, как сюда, на мост над Сылвой, попала. Потом Скорая, неторопливо объезжающая «Мотовилиху», потом остов «буханки», потом автобус. Катастрофа позади. Врач Скорой, успокаивающе, размеренно что-то им с Долькой говорящий. Дольку надо было утешать, и Мур сидел в Скорой с ней в обнимку, грел ей ледяные ладошки и пытался и ей, и врачу объяснить, что они приехали с дачи в музей, что пошли с вокзала не в ту сторону, а тут этот автокран – вот только он и сам плохо помнил, что произошло, и еще меньше понимал. «Буханка» вроде бы слетела с тягача с металлоломом? Или что вообще было? И язык у него заплетался, и врач спрашивал, не ушибался ли он головой. Потом больница, регистрация, и он вспомнил, что у него есть телефон и позвонил, а дед неожиданно быстро примчался – оказался по делам в Кунгуре. Сразу, конечно, забрал их из больницы, тем более, что они, в общем, и не пострадали, Мур только локоть свой многострадальный опять ушиб… После того, как дед завел их в дом и напоил чаем из трав, с медом и баранками, их срубило прямо в креслах в столовой. Теперь казалось, что детали пазла в голове из ста разных наборов.

      Долька еще спала, свернувшись калачиком в большом кресле, укрытая пледом, только лангет ободранный торчал, словно кто когтями по нему проехал, оставив на зеленом глубокие белые царапины. Из окна светила морозная луна. Мур тихонько встал и пошел на другой, теплый, свет в соседнюю комнату. Дед за столом перебирал какие-то камешки, некоторые разглядывая в лупу. Усмехнулся, увидев Мура:

      – А ты ничего, крепкий. Быстро ж они тебя учуяли.

      – Что, прости?

      – Спрашиваю, эта девчушка-то откуда?

      – Одноклассница.

      – Влюбился?

      Мур оглянулся на темную комнату, прикрыл дверь. Сразу ответить «да» он почему-то не смог. А потом и вовсе пожал плечами:

      – Вчера думал, что влюбился.

      – Оскоромился?

      – Оско… Чего? А! Нет. Целовались только.

      Дед с видимым облегчением кивнул:

      – Ну и правильно, рано еще.

      Муру показалось, что вместо банальной фразы он хотел сказать что-то другое.

      – Дома поговорим, – вздохнул дед. – Иди, буди свою щучку, а я чайник поставлю. Попьем да домой поедем. Родители-то у нее небось с ума сходят… И… Ты это… Осторожней с ней. Не рассупонивайся.

      – Рассуп… А?

      – Не расстегивайся, в смысле, душу на распашку не держи. Присмотрись сначала.

      – Дед, она хорошая девочка.

      – Все они хорошие, когда спят, – хмыкнул дед. – Тайной силе видней, насколько она хороша… Видать, не все у нее ладно, у девчушки твоей, глаза-то вон какие голодные. Что-то болит в душе, чего-то надо ей. Иначе б не впустила.

      – Впустила?

      – А то ты не почуял?

      Мур вспомнил всю эту снежную жуть, морок, ледяную Дольку и пожал плечами:

      – Да, с ней что-то явно было не так. И я был… Как во сне.

      – Падлу она словила, – наверно, деду казалось, что он