Мир Дикого поля. Кривая империя – I. 862–1224. Сергей Иванович Кравченко

у Писца спросите, записал бы он, что народ радостно выползал из ковылей и славил батьку народными песнями, девок ему предлагал, хлеб-соль? Записал бы?

      – Первым делом бы записал! – гордо признался Писец, и Историк отстал…

      Добрался Олег и до Киева. Лодки с основной дружиной спрятал в засаде. Спецназ на нескольких лодках прикрыл брезентом, подогнал к пристани. Послали за Аскольдом и Диром: вот, мол, приплыли ваши земляки, гостинцы, приветы привезли с милого севера в сторону южную. Два лопуха, забыв за собой измену, наперегонки и без охраны потрусили к реке за гостинцами. Стянули брезент. И вот уже «родня» их окружила. Стали разбираться. Олег напирал на родовое право.

      – Вы, ребята, – говорил он, – не княжеского роду, с вами договора на владение Русью не было. Я – другое дело. Да вот у нас на ручках и Игорек, Рюриков сын, он тоже имеет право Русь иметь. А вам, ребята, изо всей Руси остается только, сами знаете, сколько на сколько и сколько в глубину. Чем отнекивались Аскольд и Дир, неизвестно.

      – Ты чего не записал? – спросили мы у Писца.

      – А чего тут записывать? – обычный базар, – резонно ответил он, – слова говорились грубые, все мать, да мать, – только и удалось записать, что присвоил Олег Киеву почетное звание «Мать городов русских»…

      Короче, порубали Аскольда и Дира прямо здесь, на глазах у Игорька. Урок этот, как нам потом расскажет Писец, пошел младенцу впрок. А похоронили Аскольда на бугре, и могила его известна киевлянам по сей день, но называется только Аскольдовой, потому что Дир упокоился на забытом ныне кладбище Ирининского монастыря. Будете в Киеве, заходите…

      Почти 40 лет провозился Олег со славянами, все их присоединяя да миря. Организовал правильное финансирование своей варяжской дружины, установил четкий контроль Дороги, завел неусыпный догляд в сторону ковылей. В 907 году решил подумать и о душе – двинуть на Царьград. Вызвал Писца, объяснил ему историческую важность задачи, игнорировал его мольбы не трогать оплот православия, строго указал, что он и своих-то, языческих волхвов про смерть от коня не слушает. Ушел Писец в поход собираться – перья острить и чернила квасить, к иронической фразе «Как ныне сбирается Вещий Олег…» рифму подбирать. От отеческого напутствия и угрозы цензурой Писец стал писать о походе Олега величественно и условно.

      У Аскольда и Дира было 200 лодок? – пишем: у Олега – 2 000. Сажаем в них… ну, скажем, по 40 человек (тогда и белок и девок любили считать «сорокáми»). Итого получается 80 тысяч! Увидав такой флот, греки испугались, заперлись в Царьграде, вход в бухту, проникающую в город, перегородили толстой цепью.

      – Золотой! – потупившись, вставил Писец.

      Стали варяги да славяне по обыкновению все деревушки вокруг Константинополя грабить и жечь. Потом Олег придумал красивую шутку – поставил лодки на колеса и под парусами двинул на Царьград!..

      Представим себе технику этого дела. Возможно, Олег заранее все подготовил –