Побег из ада. Валерий Николаевич Ковалев

Если имеются еще вопросы, Ольга Петровна на них ответит. Прощайте.

      Козырнув направился к «эмке», зарокотал мотор, выехала за ворота.

      – Так как насчет вопросов? – обратилась начальница к офицерам.

      – Не имеем. Все ясно.

      – Может, желаете осмотреть лагерь? Увидеть, что такое нацизм.

      – На фронте уже видели. Спасибо (нахмурились).

      – Такое вряд ли, – горько сжала губы.

      – Хорошо, ведите, – принял решение майор.

      Для начала зашли в казарму, пропитанную запахами хлорки и лекарств. Вдоль стен тесно стояли койки. На них обтянутые кожей серые скелеты, их обихаживал медперсонал.

      – Здесь у нас лежачие, с тяжелой формой дистрофии, многие безнадежны, – обвела капитан помещение рукой.

      – Ольга Петровна, – камфара заканчивается, – подошла от одной из коек усталая медсестра.

      – К вечеру из Бреслау подвезут еще. Пока колите заменители.

      – Майор, – прохрипели с койки рядом.

      – Слушаю тебя браток, – наклонился Лосев.

      – Отомстите за нас, – горячечно заблестели глаза. Погасли.

      Цветкова тоже наклонилась, пощупав пульс, и подозвала санитара, – в мертвецкую. Тот молча кивнув, натянул умершему на голову простыню.

      Вышли на свежий воздух.

      – Здесь все русские? – нервно закурил Каламбет.

      – Нет, – покачала головой. – Большинство поляки, чехи и евреи. В 41-м было три тысячи советских военнопленных, остались пятьдесят восемь. Ну что? Идем дальше?

      – Идем.

      В бараках было то же самое. Похожие на мумии люди на нарах, ставящие им капельницы сестры, кормящие и поящие санитары.

      – Эти будут жить – уверено сказала Цветкова. – А теперь покажу главное.

      Направились во вторую часть лагеря, отделенную от первой колючей проволокой, с тоже открытыми воротами. Зашли в обширное, похожее на склад помещение.

      – Основное производство в лагере – каменоломни в двух километрах. Здесь вспомогательное, – сказала женщина. – Вот в этом отсеке, – подвела к крайнему с многочисленными тюками, – волосы заключенных. Шли для изготовление матрацев на подводные лодки.

      Тут (перешли к соседнему, со штабелем ящиков) мыло из их жира. А вон в том – показала пальцем, – мешки с пеплом для удобрения полей.

      – Н-не может быть, – побледнели офицеры. – Что же это такое?!

      – Обыкновенный фашизм. В завершение покажу их фабрику смерти. Это тоже надо видеть.

      Словно сомнамбулы, прошли за Цветковой к зданию, что сначала посчитали котельной. Ошиблись. То был крематорий, где сжигали людей. Внутри имелись три футерованные* печи с железными лотками, белесый пепел, остатки костей и черепа.

      У Лосева с Каламбетом зашевелились волосы под фуражками.

      Назад шли молча, до боли сжав зубы и кулаки.

      – Спасибо, Ольга Петровна, теперь будем знать, – простились за руку с Цветковой.

      – Главное, чтобы не повторилось,– жестко сказала. – Никогда.

      Вернувшись назад Лосев