Заклятые супруги. Золотая мгла. Марина Эльденберт

прозвучало менее жестко, хотя и насмешливо. – Здесь, в этом доме, все иначе.

      Иначе, говорите? Я почувствовала, как раздуваются ноздри – верный признак того, что кто-то перегнул палку. Отняла руку и сцепила пальцы за спиной: слишком велико было желание влепить пощечину. Ох, думаю это помогло бы снять напряжение, которое не оставляло со злополучной ночи в саду Уитморов.

      – В таком случае, я пойду спать на улицу.

      Лучше я всю ночь на крыльце просижу, чем лягу с ним в постель.

      По всей видимости, никто меня останавливать не собирается? Вот и ладно! Я направилась к дверям, не забыв при этом наступить ему на ногу – маленькая женская месть, когда большую себе позволить нельзя.

      – Тереза!

      Я даже не обернулась, пускай себе орет. А может, и не стану сидеть на крыльце – прогуляюсь по Лигенбургу. На городское кладбище, например. Там склепы красивые, и много призраков, на которых приятнее смотреть, чем на некоторых живых!

      Дверь передо мной захлопнулась с оглушительным треском, только чудом на части не развалилась. Никакой магии, исключительно мой проворный муж: спустя миг он уже нависал надо мной, опираясь о стену. Глаза его потемнели, сейчас в них особенно ярко выделялся сияющий золотой ободок.

      – И что теперь? – язвительно поинтересовалась я. – Запрете меня в этой комнате? До тех пор, пока не научусь чтить нравы Вэлеи и исполнять все ваши прихоти?

      – Если понадобится.

      Анри не повысил голоса, даже в лице не изменился, но я почему-то поняла: посадит. И запрет. В груди разрастался ком жуткой, ледяной ярости – никто и никогда не смел со мной так обращаться! Никто, кроме отца. Я сжала кулаки, сосредоточившись на переливающемся огнями городе, краешек которого было видно из-под его руки. Нельзя позволить себе уйти за грань, нельзя выдавать свою силу. Даже если очень хочется обратить в прах все в этом доме. Даже если очень хочется показать, кто я на самом деле и увидеть, как самоуверенное выражение сползет с лица Анри, сменяясь страхом в демонически-притягательных глазах. Искушение было столь велико, что я оттолкнула его руку и подошла к окну. Пусть наслаждается своей маленькой победой. Пока.

      – Вы отпустили мою камеристку. Мне нужна ее помощь, а у вас тут… – Я огляделась. – Даже колокольчика нет.

      – Я сам могу раздеть свою жену.

      Он… меня… Что?! Я вцепилась руками в застежки на груди, словно Анри уже пытался сорвать с меня одежду.

      – Избавьте меня от своей помощи.

      – Будешь спать в этом идиотском платье?

      – Да у вас просто дар делать комплименты!

      – Оно и впрямь идиотское. Если на блондинке смотрелось бы более-менее сносно, тебя просто уродует. Хотя немногим лучше мрачного кошмара, в котором ты вышла ко мне в Мортенхэйме.

      Я не успела сказать, что его мнение меня совершенно не интересует – Анри приблизился и уже расстегивал пуговицы на платье. Слова негодования замерли на губах, потому что нежданно кончился воздух: прикосновение его пальцев к шее и к груди отзывались пугающим томительно-сладким теплом в самом низу живота. В этой комнате и отступать-то толком некуда – как в картонной