Серебро морского песка. Юрий Владимирович Орлов

глаза. Он часами болтал по телефону. Телефонный аппарат находился у меня на рабочем столе, и порой приходилось быть невольным соучастником амуров косого мастера. Наблюдалось его ухо. Через пять минут разговора ухо начинало краснеть, через двадцать становилось лиловым, а через час синим. Я давал станку больше оборотов, и замечал, как производимые децибелы влияют на ушной цвет. Я чувствовал себя специалистом.

      Через два года кто-то случайно проверит телефонные счета, и Шауля переведут на склад. Оставшиеся пять лет работы на этом заводе я честно буду бороться с новым начальством за право читать и заниматься посторонними делами.

      Неожиданно игра стала рисовать у меня в сознании пятна узоров, затягивать, заполнять пустоты мозга. Благодаря этой забаве я, пожалуй, и смог продержаться  на должности так долго, ведь баталии в Интернете волнообразно перетекали на рабочее место, где читалась не одна только посторонняя литература, но и проводились исследования по технологиям программного управления станками с ЧПУ. Таким образом я упрочил свои позиции и стал бессмертным, как двуглазая группировка в игре Го. Без лишней скромности сообщу, что в деле фрезерной обработки автоклавов я достиг совершенства, и здесь правильнее поставить точку, если бы вдруг не стали появляться люди, желающие завладеть и моими знаниями, и рабочим местом. Впрочем, это к слову, и об этом как-нибудь в другой раз…

      Жизнь текла тупо, вот в чем беда! Автоклав за автоклавом, деталь, за которой шла следующая деталь, из дома на работу и с работы домой. Сплошная нержавейка! Стружку я находил даже у себя в трусах, и сей факт радовал, позволяя не думать о хлебе завтрашнего дня. Временами мечталось о заслуженной пенсии, но задворки разума почему-то давали сигналы тревоги, сообщали о невозможности долгого нахождения в состоянии глупого счастья.

      Благоприятное положение вещей не может продолжаться бесконечно – законы эволюции этого не предполагают. Я ждал потрясений. Но дождался лишь того, что бросил употреблять алкоголь. С чего это вдруг я бросил пить – сам не пойму! Иной раз сижу возле компьютера на втором этаже снятого коттеджа, ставлю виртуальные камни на виртуальную доску и даже забываю о том, что пора бы уже и напиться. А потом ложусь спать, так и не дождавшись прихода жены с работы, а сына с улицы.

      Ночные прогулки по Иерусалиму с тяжелой почтовой сумкой для газет по прошествии каких-то двух месяцев уже не казались ночным кошмаром. Мне стало не хватать пустынных переулков, одетых в тяжелые влажные облака тумана, сквозь которые едва видны спящие кафе под тусклыми огнями реклам. Стены Старого Города, освещенные желтым светом ночных фонарей, блокпосты с недремлющими пограничниками и тревожная перекличка муэдзинов в моих воспоминаниях уже не несли никакой враждебности. Я по-прежнему просыпался около трех ночи, и сила привычки толкала из ложа на склад получать газеты. Но проснувшаяся память о том, что не нужно никуда ехать накрывала темным бархатом уюта, и я блаженно засыпал, зная, что впереди еще целых три часа